Нагаш бессмертный - [79]

Эти десятилетия не прошли даром. Представители племени яро охраняли внутренние дела, но всегда с готовностью обсуждали новости о ламийцах. Над городом сгущалась мрачная атмосфера, которая с каждым годом становилась тяжелее. Все больше горожан исчезало по ночам, и в винных лавках рассказывали самые невероятные истории. Теперь даже собственный дом не гарантировал безопасность – людей похищали из их спален, и они пропадали навсегда. Казалось, только аристократов похитители обходили стороной – и это естественным образом порождало подозрительные слухи в бедных кварталах города.

Количество похищений так увеличилось, что губительно влияло на экономику Ламии. Все меньше караванов отваживалось приходить в город, а осмелившиеся стремились покинуть его как можно скорее. Трущобы тоже опустошались, из-за чего пристани лишились рабочей силы. Отток населения стал настолько большим, что правительство наложило солидный «налог на отъезд» на граждан, которые пытались по какой-либо причине покинуть город. Хоть раньше Ламия считалась величайшим городом Неехары, теперь ее жители стали настоящими узниками.

Ужас, который охватил Ламию, заметили и в других Великих Городах, но несколько леденящих кровь историй и беды народа не могли заставить других царей начать войну. Марионеточные правители Нефераты, как всегда, с легкостью руководили торговыми и дипломатическими делами, настраивая города друг против друга и мешая им укрепиться до такой степени, чтобы вступить с Ламией в открытый конфликт. Алкадиззар поддерживал постоянную связь со своим братом, царем Азаром, рассказывая ему все, что он узнал о происшествиях в городе, но из Разетры всегда следовал один ответ: нужны доказательства.

Сложно придумать задачу опаснее, чем проникновение в город; а покинуть Ламию с доказательствами, изобличающими преступления Нефераты, казалось просто невыполнимым. Алкадиззар знал, что пустынные племена умели обмениваться информацией со своими соплеменниками внутри городских стен, но эти способы хранились в тайне от чужаков.

Это изменится сегодня, дал себе клятву Алкадиззар.

Как и сказал Фаир, в поселении для них оставили место на залитом солнцем склоне холма к северо-востоку от просторной темно-синей палатки для собраний. Следуя традициям, Фаир и его воины окружили это место, дожидаясь, пока женщины и подростки распаковывали палатки. Вскоре первые палаточные шесты поднялись вверх, и воздух наполнился стуком деревянных молотков. Палатку Фаира установили в первую очередь, затем – палатки его ближайших помощников, а потом и все остальные. Наконец ани мукта, старейшая женщина племени, объявила о готовности лагеря, и пустынные воины радостно спешились.

К этому времени вокруг бани-аль-Хасим собралась толпа мужчин из других племен, выстроившись на уважительном расстоянии и выкрикивая приветствия и дружелюбные насмешки. Когда старейшая женщина попыталась их разогнать, они лишь рассмеялись и подошли ближе, чтобы обнять Фаира и его людей, и тогда началось настоящее празднование.

Оставшуюся часть дня соплеменники провели вне лагеря, отдыхая на старых коврах, разложенных рядом с пасущимися табунами. Фаир и остальные вожди передавали друг другу пухлые бурдюки с вином и чанури, хвастаясь отважными налетами против горожан за последние несколько месяцев. Юные девицы ходили туда-сюда с подносами, на которых лежали пресный хлеб, сыр и оливки. Воздух оглашали смех и грубые шутки. Мужчины приводили на продажу своих лучших лошадей, и вскоре земля задрожала от топота копыт коней, бегающих по склону. Кто-то достал стаканчики с игральными костями, и люди начали играть на большие деньги. Алкадиззар держался у угла большого ковра, разложенного для Фаира и его уважаемых гостей, и делал ленивые глотки из небольшого бурдюка с вином. Он притворялся, будто восхищается новыми лошадьми, выращенными специально для вождей, и подбадривал членов племени бани-аль-Хасим, которые участвовали в состязаниях, но в основном расслабленно сидел, наблюдая за людьми вокруг.

Алкадиззар отметил, что большинство вождей пили мало и почти не играли. И хотя они говорили и шутили так же шумно, как их воины, их темные глаза сверкали умом и хитростью. Они изучали табуны своих товарищей, оценивая сильные и слабые стороны, договаривались о спаривании лошадей, менялись, торговали – так рождались союзы. Приходили и уходили менее уважаемые вожди, преклоняясь и целуя грубые края древних ковров, прежде чем сесть рядом с самыми влиятельными. Около ковра Фаира уселись несколько молодых вождей, наслаждаясь его гостеприимством и предлагая дары в честь дружбы, в то время как рядом на ковре, который принадлежал самому богатому и влиятельному из пустынных вождей Баширу аль-Рухба, во множестве теснились те, кто соперничал за его внимание. Башир сидел в центре с относительно безразличным выражением на своем бородатом лице. Если он уставал от чьего-то присутствия, махал рукой троим своим помощникам, которые выпроваживали низших вождей, словно мать, которая отгоняет от ребенка назойливых ворон.

К концу дня Алкадиззар узнал несколько важных вещей. Во-первых, Фаир аль-Хасим, хоть и пользовался уважением среди молодых вождей, мало влиял на политическую ситуацию в племенах. Башир, который, если верить его репутации, когда-то был грозным разбойником, держал всех в узде с помощью своей огромной свиты и богатства, которое он кропотливо собирал много лет. Также, судя по тому, как Башир старательно игнорировал Фаира весь день, эти двое недолюбливали друг друга. Если такое положение вещей как-то и волновало Фаира, он этого не показывал.