Нафаня - [13]

Правая рука горела как в огне, хотелось пить и… спать. Просто закрыть глаза и уснуть, но земля становилась все ближе и ближе. Нажатие кнопки — и резкая, упругая сила выбросила меня из горящей, покореженной ступы. Кровавый туман застлал глаза. Но прежде чем надолго отключиться от этого мира, я увидел себя со стороны: маленький серый комочек, окровавленный и обожженный, бессильно поникший на парашютных стропах.

А бой продолжался.

Голосистый петух оборвал мой сон и на этот раз, что он и делал на протяжении ничем не примечательной, за исключением снов, недели.

Сон третий. Госпиталь

В сонном оцепенении я чувствовал, как мое тело куда-то тащили, а затем его долго трясло. Но вскоре все успокоилось. Когда я открыл глаза, то на мгновение меня поразила царящая повсюду чистота. Я умер и нахожусь на том свете? Нет, прогнал я прочь вздорную мысль, все не так. Ныла простреленная, замотанная бинтами рука, напоминая о случившемся. Такая белизна стен могла быть только в больнице. Я был в госпитале, и меня лечили, но кто? Я напряг память, пытаясь вспомнить, куда отнес меня ветер после того, как я катапультировался. Но ничего не всплывало в мозгу, кроме сплошной пелены розового тумана.

Дверь в палату отворилась, и я прикрыл глаза, оставшимися щелочками разглядывая вошедших. Худшие опасения подтвердились. Я был в плену!

Сны четвертый, пятый, шестой. В джунглях. В степи. На рудниках

Нужно признать, лечить они умели. Вскоре я был здоров, и из светлой и просторной палаты переведен в настоящую тюремную камеру. Тесная и грязная, со спертым и зловонным воздухом, скопищем сосущих кровь паразитов, лишенная доступа солнечного света, она производила гнетущее впечатление. И здесь предстояло задержаться надолго, и я мечтал об одном: лишь бы не навсегда.

Был шанс жить иначе, питаться хорошей пищей и жить в прекрасной квартире. Он предоставлялся мне по несколько раз в день, но всякий раз с презрением отвергался. Лучше умереть, чем жить предателем.

Допросы длились бесконечно. В вечном полумраке темницы я потерял счет времени и не знал, что сейчас день, или ночь? Стал забывать, как выглядит день. Но однажды он обрушился на меня, заставил зажмурить глаза. Освобожденный из холодных объятий каменного склепа, под охраной двух конвоиров трясся я по кочкам и ухабам дороги в кузове старой, раздолбанной машины.

Я попал в лесной трудовой лагерь, где было много таких же бедолаг, работающих под присмотром охранников из числа тех, для кого Родина — лишь пустой звук.

Кругом были непролазные джунгли, бежать было невозможно. Приходилось день ото дня собирать бананы для армии врага, стискивая зубы и кулаки под градом издевательств и под посвист бичей надсмотрщиков, частенько гулявших по спинам заключенных.

Мучения в душном мире первобытных джунглей, среди ударов хлыстов и укусов летающей мерзости обещали быть вечными, но свалила болезнь — малярия, и даже удары бичей не могли заставить меня работать вновь. Я умирал, но больше не видел заботливых врачей. Ненужная вещь, брошенная хозяевами. Днем позже с группой таких же несчастных меня вывезли с территории лагеря и перевезли в другой, расположенный в глубине бескрайней степи, где нам предоставили возможность самостоятельно решать проблему жизни и смерти.

Я выбрал жизнь, так как был молод и безумно хотел жить. Меня миновала участь, постигшая многих. Выживший, я вновь представлял интерес, как исправный механизм, которому можно всучить тяжелую работу и затем нещадно эксплуатировать.

Нелегок был хлеб подземных выработок. С каждой минутой кирка становилась все тяжелее, а отбитые куски породы все мельче. Усталость жила в каждой клетке крохотного тела. Порой начинало казаться, что я родился с ней. Я заметно слабел. Нужно бежать, даже если платой за побег будет казнь. Это лучше, чем просто загнуться в глухом каменном мешке.

Сон седьмой. Побег

И я бежал. Дорога к побегу открылась в образе подземной реки. Я бросился в воду. Отчаянно работая вмиг позабывшими усталость руками, устремился с ее течением вдаль, злорадно успев отметить вой тревожных сирен, возвещающих охранникам об исчезновении пленника.

Я успел уйти далеко, когда меня взяли. Наверняка я далеко не первый беглец, а река, элементарная ловушка. Рыболовная сеть преградила путь в самом узком ее месте, там, где она, радостно урча, вырывалась на свободу из каменного плена подземного мира.

Меня били. Долго. Нестерпимо ломило все тело, пока грузовик вез в неизвестном направлении.

Сон восьмой. Казнь

Я не питал иллюзий насчет своей участи после неудачного побега. Но, тем не менее, действительность оказалась ужасной. Огонь. И нет сил сопротивляться. Руки и ноги, словно налитые свинцом, и гигантский костер. Я стиснул зубы, чтобы не закричать в те последние мгновения, что я буду еще жив в огненном аду.

Сон девятый. Победа

Но боль была превыше. Я рванулся и закричал. Крик боли, вырвавшийся из глубины подсознания, заставил открыть глаза.

Я лежал на почерневшей от гари и копоти, усыпанной обломками метел и ступ поляне. Лежал и кричал от боли. Огненный ручеек от догоравшей поблизости ступы жадно лизал руку. Я попытался высвободить ее из огня, но мое отчаянное усилие отозвалось лишь сумасшедшей болью, затмившей на мгновение все краски мира. Тогда я предпринял еще одну попытку вырваться из огненного плена. Напрягшись в неимоверном усилии, откинул свое непослушное тело в сторону, уступив дорогу пылающему ручейку.