Наедине с футболом - [22]

В середине тайма счет открыт. Банишевский, уйдя вправо от вратаря с мячом, сильно прострелил вдоль пустых ворот, и защитник Шоймоши, желая отбить мяч в сторону от бегущих ему в затылок наших игроков, неловким движением срезает его в сетку ворот. Гол, забитый своим, как раз и выразил неловкость, испытываемую венграми от нежелательного для них темпа, от неослабевающей гонки, в которую им пришлось включиться. 1:0. По законам больших матчей, где и одного гола бывает достаточно, ведущие в счете получают право несколько притормозить, чтобы соперника, жаждущего отыграться, выманить на себя, заставить его раскрыться и затем проводить хладнокровные, хорошо нацеленные контратаки против ослабленной защиты. Но у этой встречи были особые условия. Гол ничего не изменил, наши по-прежнему проигрывали и по-прежнему гнали и гнали мяч к чужим воротам.

Я давно замечал, что команда, непрерывно штурмующая, приостанавливается где-то около 15-й минуты второго тайма. Это что-то вроде критической точки. Если к ней команда придет ни с чем, то она, изверившись в себе, может в оставшиеся полчаса легко проиграть. Такая минута близилась, и казалось, еще немного, и все страшное для венгров останется позади.

На 14-й минуте второго тайма штрафной удар с 25 метров. Хурцилава замечает не защищенную «стенкой» полоску в правой стороне ворот и метко бьет. 2:0! Это был удивительно вовремя забитый гол. Гол, вернувший нашей сборной веру, что все идет как надо, гол, вызвавший приток скрытых сил.

Еще четверть часа спустя забит третий гол. Он был проведен согласно упомянутому мною закону больших матчей. Счет стал ничейным. Венгры, утратив преимущество, попытались переломить ход игры, «раскрылись», и тут контратака из двух сабельных выпадов: Еврюжихин слева дал длинный пас по диагонали на бегущего справа Бышовца, а тот нанес удар в дальний нижний угол ворот. 3:0. Точнее, 3:2.

Матч этот – приметное событие в биографии нашей сборной. Его трудно, да и бесполезно подвергать анализу с тактической точки зрения. (Кстати, такого рода анализ стал чрезмерно модным из-за своей шашечной наглядности. Однако в нем есть смысл лишь в том случае, если помнить, что в футболе «шашки»-люди.) Формально команда была составлена странно: пять игроков, которых мы привыкли видеть защитниками – Афонин, Шестернев, Хурцилава, Аничкин, Капличный, один полузащитник – Воронин и четыре форварда. Эта якушинская расстановка дальнейшего распространения не получила.

Суть матча была в воодушевлении, с которым провела его наша сборная. Воодушевление в футболе обязано получать зримое выражение в действиях на поле, оно вовсе не в правильных речах на собрании перед матчем. В этом матче оно выразилось в высочайшем темпе, который команда держала, пока не добилась того, чего хотела. Это был тот самый темп, которым наша сборная подавляла соперников в пору своего появления на международной арене, темп, создавший ей высокую репутацию, заставивший всех без исключения признать ее трудным, уважаемым противником, темп, позволивший ей одержать немало полновесных побед. Темп – как выражение жажды игры и готовности к борьбе, темп – как утверждение собственного «я», собственного характера, стремления, чтобы противник плясал под твою дудку, был вынужден подчиниться.

Прошло несколько лет. За это время наша сборная немало играла, приняла участие и в мексиканском чемпионате мира и в чемпионатах Европы. Совсем уж зря она не проигрывала, оставалась по-прежнему для всех серьезным противником, с ней так же считались. Но уже в силу других причин.

Наша сборная стала славиться вратарями, изумляющими публику, железными людьми в обороне, тем, что забить ей гол неимоверно трудно, тем, что, наконец, ни один игрок команды противника не мог рассчитывать на свободное маневрирование, он обязательно был стеснен, ограничен, постоянно встречал кого-то на своем пути. Другими словами, как это ни грустно, наша сборная превратилась в команду, умеющую ограничивать инициативу противника, стреноживать его. Сама же она атаковала при случае, обычно реже и меньше, чем противостоящая сторона.

Эти медленно накапливающиеся изменения с драматической резкостью, как в фокусе, обозначились в 1970 году в печально памятном матче на «Ацтека» с уругвайцами. Если прежде наши всегда непринужденно одолевали уругвайцев за счет темпа и уверенности в себе, то в тот раз они необъяснимо их страшились, точно таких же медленных, тягучих, грубоватых и опасливых, как и раньше. Это был один из самых непонятных матчей пашей сборной, который мне приходилось наблюдать. Помню, тогда со стадиона я уехал в последнем полупустом автобусе, хотя надо было бы торопиться к сеансу телетайпа. Картина матча не оставляла вопросов, ее не искажал даже просмотр судьи перед тем, как в ворота нашей сборной был забит единственный мяч на 112-й минуте. Одолевали раздумья не об этом матче, а о нашей сборной, делающейся непохожей на себя. Когда, в силу каких причин, на какой развилке она сошла с гладкого, быстрого шоссе и, сбавив скорость, затряслась на опасных, скользких выбоинах глинистого проселка?