Надгробие для карателя - [15]

Гази Джабиров когда-то был простым моджахедом в джамаате у Рамиза Омахановича. Он так бы и остался простым, ничем не выдающимся, и даже, на взгляд самого Гадисова, пустоголовым, в сравнении с другими бойцами, моджахедом, умеющим только отлично стрелять из автомата навскидку — быстро и без промаха, хотя и не всегда вовремя, если бы Гази не повезло в Сирии.

В тот раз Рамиз Омаханович послал Гази в разведку вместе с двумя другими моджахедами, надежными и опытными бойцами джамаата, в глубине души надеясь, что Гази из разведки не вернется, потому что он уже надоел эмиру своей несообразительностью и непроходимой глупостью.

Тогда в Сирии, а было это еще до начала российского участия в решении сирийского вопроса, единой и четкой линии фронта не существовало, и легко было угодить вместо своих позиций на позиции противника, потому что никто не знал точно, где кто располагается.

И надо же было им троим зачем-то выйти к дороге, по которой ехали две легковые автомашины. Вообще-то эмир их послал совсем в другую сторону. Но они попали на дорогу, и эти машины обстреляли. Завязался бой. В результате боя в живых осталось только трое — Гази Джабиров и два сирийца, что ехали под охраной в одной из машин. Один из них был лива[12], второй вообще ферик[13] — знатная добыча.

Немолодые генералы везли при себе в пухлых портфелях важные штабные документы и карты с данными дислокации. Захват и доставка в штаб таких пленников вообще-то считается подвигом. Наверное, по большому счету, это и было подвигом. Но подвигом случайным, как понимал эмир Гадисов. А за подвиги людей награждают, не разбираясь, случайный это подвиг или продуманный, спланированный. И к Рамизу Омахановичу обратились с вопросом, как наградить Гази.

Рамиз Омаханович воспользовался ситуацией. Объявил нападение на машины спонтанно спланированной акцией и предложил чуть не со слезами на глазах, якобы в ущерб своему джамаату, повысить Джабирова в должности и дать ему под командование джамаат, где недавно по подозрению в связях с сирийскими спецслужбами был казнен эмир. Тот джамаат считался малоуправляемым и ненадежным. Но Гадисов уверял свое командование, что Гази справится.

К удивлению Рамиза Омахановича, уже через пару месяцев джамаат Гази Джабирова стал одним из лучших по дисциплине и по отношению к службе. И прослыл надежным. Новоиспеченный эмир ввел жесткий порядок, самолично застрелил пару вольнолюбивых моджахедов и установил свою диктатуру, добиться которой прежнему эмиру никак не удавалось.

А уже позже, несколько лет спустя, когда дела одновременно и в Сирии, и в Ираке пошли стремительно вниз, словно обрушились, сначала джамаат Гадисова отправили в Россию, потом решили усилить его, снабдив ПЗРК «Стингер», доставить которые должен был бывший моджахед джамаата Гази Джабиров. И не просто доставить, а всем своим джамаатом влиться в джамаат Гадисова, существенно усилив его.

Командирам сверху всегда кажется, что количество обязательно перейдет в качество. Но этот философский закон не всегда работает в боевой обстановке, это хорошо понимал Рамиз Омаханович. Большому неповоротливому джамаату и спрятаться труднее, и содержать себя труднее, начиная от простого питания и кончая возможностью пополнения боекомплекта, без которого в горах делать нечего. Да и найти такой джамаат федералам будет намного легче. Чем больше людей, тем больше следов.

У самого Гадисова вертелась в голове идея-фикс — преобразовать свой джамаат по примеру тех джамаатов, которые действуют здесь, в родных местах, и никуда не уезжали. Для этого нужно было, чтобы все моджахеды осели в округе, даже семьями обзавелись, у кого еще нет семьи, и внешне выглядели как мирные жители. И по команде в нужный момент стремительно собирались в ударный кулак, наносили удар и расходились по домам.

Мысль об этом пришла в голову эмира, когда он связался с Баталом Габибовым, младшим братом погибшего в Сирии Абдурагима Габибова, заместителя самого Рамиза Омахановича. Парень оказался незаменимым помощником. И в то же время выглядел образцовым мирным жителем. Авторитетным и образованным человеком, мастером ОГМ на заводе, где Батала, несмотря на молодой еще возраст, уважали и начальство, и подчиненные.

Если бы весь джамаат сумел вот так осесть в местных селах и городах, было бы невозможно, как считал Гадисов, против него бороться. Ну, если бы и не все осели — пусть человек пять во главе с самим эмиром составляли ударное постоянно действующее ядро, — и продолжали жить в горах. Это было бы нормально и позволяло бы постоянно беспокоить местные власти, держать в напряжении и население, и федеральные силы.

Но командование там, в Сирии, смотрело на вещи иначе. Оно не знакомо было с местной обстановкой, и все соображения командования были чисто гипотетическими, умозрительными, оторванными от реального мира. И потому было принято решение об усилении джамаата силами второго джамаата. Ладно бы еще просто доставили и передали Гадисову ПЗРК «Стингер», а сам джамаат Гази Джабирова действовал бы самостоятельно, выполнял бы собственные задачи. С таким решением трудно было бы не согласиться, тем более что надежды на то, чтобы добыть здесь, в Дагестане, ПЗРК российского производства, не было.