Надежда - [37]

– Мы можем поехать поездом. Зачем его беспокоить? Он и так с утра до ночи занят.

– Нам понадобится какое-то время, чтобы в страховой компании все оформить. На поезде уехать оттуда мы сможем только на следующее утро. Где мы будем ночевать? Если хочешь, попросимся переночевать у соседей, но я подумала, что нам лучше вечером выехать обратно.

– Ты права. Не хотелось бы беспокоить соседей. Кто же мы теперь с тобой? Погорельцы?

– Мама, ты спокойно жила здесь столько времени, не зная о пожаре. Давай так же жить и дальше, словно не случилось ничего… страшного.

Мама согласно покивала.

– Какой сегодня день недели?

– Четверг. Завтра пятница, выедем ночью, чтобы утром быть на месте. Подготовь свой паспорт и страховое свидетельство.

– Ты, наверное, чувствовала, что с домом может что-то случиться. Так ведь?

– Откуда ты это взяла? – Я отвернулась, почувствовав, как заливается краской мое лицо.

– Это ведь ты предложила его застраховать. Значит, ты чувствовала? – Мама внимательно посмотрела мне в глаза, поймав мой взгляд, когда я обернулась.

Я стойко выдержала ее взгляд.

– Пожалуй. Да, я это почувствовала. Иногда сама удивляюсь своей интуиции, – ответила я спокойным голосом.

…Перед нами были почерневшие кирпичные стены и больше ничего. Это было все, что осталось от дома. Дома, в котором я родилась и сначала была обыкновенным ребенком, а потом стала Гадким утенком. Из этого дома я уехала для чудесного превращения. Я стояла у пепелища и смотрела на черные стены, возвышавшиеся, как монумент моему отвратительному прошлому. Я не испытывала ни малейшего сожаления, хотя огонь сожрал и мою детскую кроватку, и кукол, сложенных в коробку и отправленных на чердак, и мою первую распашонку, и розовый чепчик. Ко всему этому прикасались грязные руки отчима, и я ненавидела все это. Но этого всего уже не было, значит, можно навсегда о нем забыть, вычеркнуть из памяти. Мне надо было приехать сюда, чтобы убедиться в этом. Теперь я увидела своими глазами, что от прошлого ничего не осталось, и, что бы ни случилось в жизни, ни я, ни мама не вернемся сюда. Возвращаться было некуда и незачем.

Юра подошел сзади, обнял меня за плечи.

– Не переживай. Это все материальное. Оно приобретается, обновляется, и не надо о нем жалеть.

– А я и не жалею, – сказала я, и это была истинная правда.

Мама сначала стояла посреди двора бездвижно, как статуя. Я пыталась понять, какие чувства она испытывает. Сожаление? Разочарование? Горечь потери? А может, как и я, радуется избавлению от прошлого?

Она долго смотрела на то, что когда-то было ее домом. Потом медленно прошла по двору, переступая через обгоревшие обломки перекрытий, прошла в сад и подняла глаза на обугленный ствол старой груши. Затем она подняла с земли большое красное яблоко и вернулась к нам, держа его в руке.

– Ничего, ничего не осталось, – тихо сказала она.

– Зайдем к тете Даше? – спросила я.

Она молча кивнула.

– Ой, Алиночка! Тут такое творилось, такое! Думали, все сгорим, – тарахтела тетя Даша, накрывая на стол. – Но что теперь поделаешь? Ты не переживай. Слава Богу, что все целы-невредимы остались. Так ведь, Паша, я говорю?

– Конечно. Я тоже так считаю.

– Берите, угощайтесь. Я тут приготовила блинчики с малиной и смородиной, – приговаривала тетя Даша, расставляя тарелки.

– Тетя Даша, присядьте на минуточку, поговорите с нами, – сказала я и почти силой усадила неугомонную соседку рядом с собой за стол.

– Когда это случилось? – спросила мама, уже немного оправившаяся от шока.

– В тот же день, как вы уехали.

И тетя Даша принялась во всех подробностях, как это всегда делается в деревнях, описывать случившееся, начиная с того момента, как она собралась варить в саду варенье, и заканчивая своими ночными кошмарами. Ее рассказ то и дело прерывался охами, ахами и всхлипываниями. Мама слушала молча, будто впав в прострацию.

– А что Андрей сказал, когда узнал, что мы… мы уехали? – спросила мама, встрепенувшись.

– А! – махнула рукой тетя Даша. – То, что он сказал, нельзя передать нормальными словами.

– И все же?

– Маты, маты, маты. И не в три этажа, а во все двадцать. Вот что он сказал. – Взглянув на меня, тетя Даша добавила: – Особенно Пашу крыл матом. Извини, дочка.

– Он не спрашивал, куда мы уехали? Не просил дать адрес? – почти безразлично, явно не рассчитывая на положительный ответ, спросила мама.

– Ничего он, Алиночка, не спрашивал. Да и что бы я ему сказала? Я ведь и сама не знаю вашего адреса, только номер телефона.

– Номер и он знает. А тебе известно, где он сейчас, куда уехал?

– По слухам, он сразу же, еще не успели дотлеть последние головешки, попер в соседнее село. Поговаривают, он и до этого часто навещал одну вдову. К ней он и подался. Как заскочил в свою машину, как газанул, аж колеса взвизгнули и пыль полетела со щебенкой. Вот так-то, Аля, – вздохнула тетя Даша. – Да ты не горюй о нем. Честно скажу тебе: дерьмо он такое, какого свет не видывал. Это и хорошо, что его здесь нет. Ты вот пожила без него, так на человека стала похожа. Опять, как в молодости, красивая стала, ухоженная. А может, еще и встретишь подходящего городского мужчину. – Тетя Даша лукаво улыбнулась и подмигнула мне так, чтобы мама не заметила.