Надежда гардемарина - [31]

— Но вы всячески скрываете свое горе. Откуда же мне было знать?

Он постепенно замедлил шаг и наконец остановился, прислонившись к стене.

— Я не выставляю напоказ свои чувства, — холодно произнес он. — Это недостойно.

Я понял, что должен нанести ему ответный удар:

— Когда отец привез меня в Дувр для поступления в Академию, мне было тринадцать. Все мои пожитки умещались в одном маленьком чемоданчике. Пока мы шли до ворот, он не произнес ни единого слова. А когда я остановился, чтобы попрощаться, взял меня за плечи, подтолкнул к входу и ушел. Я обернулся и стал смотреть ему вслед, но он так ни разу и не оглянулся. — Я помолчал. — Я часто вижу это во сне. Психиатр сказал, что с возрастом это, возможно, пройдет. — Я перевел дух, стараясь успокоиться. — Мы в разном положении, мистер Кэрр, но я знаю, что такое одиночество.

После паузы Дерек сказал:

— Сожалею, что был резок с вами, гардемарин.

— Мое имя Сифорт. Ник Сифорт.

— Простите, мистер Сифорт. Отец всегда говорил, что мы не такие, как все. И я верил ему. В чем-то мы действительно не такие, забываем о том, что у других тоже есть чувства.

Мы возвращались в кают-компанию молча. У входа остановились и после минутной заминки обменялись рукопожатиями.

8

Согласно ритуалу, пока Хейнц зачитывал приговор, мистер Таук и его адвокат Алекс стояли перед столом председателя суда по стойке «смирно».

— Мистер Таук, суд признал вас виновным в хранении на борту военного судна контрабандного вещества, а именно крахмалистой магнезии, именуемой гуфджусом. За этот проступок суд номинально приговаривает вас к двум годам заключения.

Суд обычно налагал максимальное наказание, предусматриваемое законом. Номинальное заключение рассматривалось командиром, и срок его мог быть сокращен.

— Мистер Таук, суд признает вас виновным в том, что вы принимали участие в нарушении общественного порядка на борту идущего с грузом судна. Суд номинально приговаривает вас к шести месяцам заключения и лишению всех званий и рангов.

Пилот Хейнц перевел дух. Это была самая длинная изо всех речей, которые я когда-либо от него слышал.

— Суд также признает вас виновным в том, что вы ударили офицера, старшего вас по званию, а именно мистера Вышинского, а также мистера Терила, пытаясь помешать выполнению ими долга. Суд приговаривает вас — номинально приговаривает — к повешению за шею до наступления смерти и передает старшине корабельной полиции для исполнения приговора.

Хотя приговор был известен заранее, Алекс сник и опустил голову. Таук не шелохнулся, как будто не слышал.

Уже в кубрике я старался утешить Алекса. Но он все плакал и плакал. Я сжимал его руку, бормотал что-то бессвязное. Вакс какое-то время на нас смотрел, потом хлопнул меня по плечу и знаком велел отойти, после чего сел рядом с Алексом и обнял его своей огромной лапой.

— Уходи, я в порядке. — Алекс попытался стряхнуть руку Вакса.

— Сначала выслушай. — Рука оставалась на месте, — мой дядя из Шри-Ланки — юрист по уголовным делам.

— Ну и что?

— Однажды он сказал мне, что именно самое трудное в его работе. Ему очень нравились некоторые его клиенты. — Вакс сделал паузу, но Алекс продолжал молчать. — Так вот, самое трудное, по его мнению, помнить, что он защищает преступников, и если не может добиться их освобождения, то это не его вина, а их. Потому что в тюрьму они угодили тоже не по его вине.

— Наверно, можно было его вытащить, — заговорил наконец Алекс.

— Только не на военном флоте, — убежденно заявил Вакс. Он поднял юношу, уложил на спину, и я, в который уже раз, позавидовал его силе. — Читай устав, Алекс. Он написан для того, чтобы поддерживать власть, а не поощрять преступников.

— Но казнить…

— Это решать командиру. Как бы то ни было, Таук — наркоделец. И не вызывает у меня ни малейшей симпатии. А ты что переживаешь?

Мое присутствие больше не требовалось, и я вернулся на свою койку.

— Но его могут повесить! — Алекс подложил руку под голову. — Я знаю, ты хочешь меня утешить, но хорошо понимаешь, что лейтенант Дагалоу сделала бы гораздо больше для его спасения.

— Ничего она не сделала бы. Не смогла бы, — спокойно ответил Вакс. — На корабле, доставляющем груз, действуют законы военного времени. Иначе невозможно было бы поддерживать порядок и гарантировать безопасность тем, кто находится на борту. Случившееся в кубрике три не что иное, как мятеж. Так неужели ты хочешь, чтобы мятежники остались безнаказанными?

— Конечно, нет, — возмущенно выпалил Алекс. — Никто из нас о таком и не думает.

— Таук поднял руку на офицера при исполнении служебного долга — что это, если не бунт? И как только у тебя хватило смелости сочувствовать ему!

Сочувствовать ему? Алекс был не дурак и быстро сообразил, что к чему.

— Я не оправдываю его, но с приговором не могу согласиться. Мы все небезгрешны. Вспомни, как ты вел себя с мистером Сифортом! Прямо-таки достал его.

— Что верно, то верно. Мне бы башку за это оторвать надо, только сейчас до меня дошло.

«Что же, приятно слышать», — подумал я.

— Знаешь, Тауку просто не повезло, — с горечью произнес Алекс.

— Нет, — не выдержал я. — Одно дело возня в кубрике, другое — наркотики да еще попытка ударить офицера. И ты это хорошо знаешь.