Надежда - [9]
Матрос вздыхал. Он уже заметил, что чем холоднее, мрачнее и тяжелее было мальчишке здесь, тем теплее и радостнее было на ферме, которая не выходила у Томми из головы.
Часть ночи они просидели в закусочной, где знакомый буфетчик разрешил им подремать за столиком, и к утру вернулись на трубы.
Мальчишка выглядел совсем больным. На щеках у него загорелись красные пятна. Глаза снизу были обведены синими прозрачными кругами. У него начинался жар. Ему больше не было холодно, и он расстегнул ворот грязной, давно не стиранной рубашки.
— Ты бы не ходил лучше сегодня на работу, — сказал матрос с сомнением.
Томми, сжав яркие, пылающие губы, покачал головой.
— Нельзя. Выгонят.
Рабочему дню не было конца. Майк с трудом поднимал тяжелую лопату. Дождь лил плотными струями. Внизу под ногами тоже была вода. Матросу казалось, что весь мир затоплен. Он думал о том, как тяжело сейчас мальчишке, и с тревогой поглядывал на мусорные холмы, за которыми стояли транспортеры.
Перед обеденным перерывом к нему поспешно подошел один из рабочих.
— Эй! Подойди к нам. Там твоему приятелю совсем плохо.
Матрос бросил лопату и побежал к Томми.
Небольшая группа людей стояла, сомкнувшись плотным кольцом. Матрос раздвинул их.
Мальчишка лежал лицом вниз на своем пиджаке, брошенном прямо в грязь. Плечи у него вздрагивали. Он непрерывно кашлял.
— Уже с полчаса так, — сказал тот, который позвал матроса. — Я его хотел поднять, — он не дается.
Майк наклонился над Томми и взял его за плечи. Мальчик, не переставая кашлять, оглянулся на него и махнул рукой.
— Уходи, пройдет.
— Давай я тебя отведу, — предложил Майк.
— Куда?
Матрос огляделся. Действительно, куда?
— Положи его на брезент, — сказал один из рабочих.
Майк хотел поднять мальчика, но тот отчаянно замотал головой. Лицо у него было всё в грязи. Глаза блестели.
— Не надо, не надо.
Он боялся, что его увидит старший рабочий.
Шофер машины, которую грузил матрос, посоветовал ему посадить мальчика в кабинку.
— Пускай со мной ездит. Там хоть дождя нету.
Майк отнес Томми в машину. Мальчик сначала слабо протестовал, потом затих.
Через час, когда грузовик снова приехал за мусором, шофер сказал матросу:
— Положил его у кладовщика. Там его никто не увидит. А кладовщик — парень ничего.
Томми пролежал у кладовщика еще около часа и вернулся на той же машине. За всё это время старший рабочий ни разу не появлялся у транспортеров, так что отсутствие мальчика не было замечено.
Томми пошел к себе на рабочее место. Шофер закурил и предложил сигарету матросу.
— Занятный мальчишка. Брат?
— Нет, — сказал матрос. — Так… товарищ.
— Занятный… Он мне всю дорогу такие истории рассказывал. Как в книге. И смеется сам. Как будто и не болен вовсе.
— Он такой, — согласился Майк. — Кашляет-кашляет, — кажется, вот-вот помрет, а потом, через полчаса, как ни в чем не бывало.
К вечеру дождь, наконец, кончился. Томми совсем оправился и был, по обыкновению, весел и разговорчив.
В закусочной он сказал:
— Надо, пожалуй, написать Фриде. Я схожу на почту за бумагой.
Томми сбегал на почту и вернулся в закусочную. Карандаш он взял у буфетчика. Матрос ревниво следил за приготовлениями.
— Давай напишем вместе, — сказал мальчик. — От нас обоих.
— Давай, — охотно согласился матрос.
Письмо, однако, сочинил один мальчик, так как Майк попросту ничего не мог придумать.
Томми писал, что у него теперь есть товарищ, мистер Спид, с которым они вместе живут. Он спрашивал, поправился ли отец, и советовал сестре попытаться нанять кого-нибудь другого вместо Сэнди Андерсона. О себе он рассказал, что здоров и живет хорошо.
Писал Томми медленно, старательно выводя буквы и следя, чтобы строчки не налезали одна на другую.
Окончив, он прочел всё написанное Майку и спросил, не хочет ли тот чего-нибудь добавить.
— Напиши еще насчет этого Сэнди. Зачем же ей пьяница?
— Я уже написал.
— Ну тогда всё.
— Я еще от тебя привет добавлю.
Они вместе дошли до почтового ящика. Когда письмо было уже опущено, матрос спохватился.
— Надо было у нее спросить, как там сейчас у вас с безработицей.
— Спросим в следующем письме, — сказал Томми. — Она, наверное, на это скоро ответит.
До самого вечера разговор вертелся вокруг Фриды.
Когда в закусочной буфетчик принес им пирожков, Томми принялся рассказывать, какие пирожки умеет печь его сестра:
— Жирные-жирные. И рассыпаются. Я один раз двадцать штук съел. Подряд. Никак не мог остановиться. Она для всех приготовила и оставила на плите. А я все съел.
— Двадцать штук? — удивился матрос. — Они, наверное, маленькие были.
— Ну да — маленькие. Больше этих.
— Как же ты съел?
— Я тебе и говорю, что я чуть-чуть не умер. Меня в больницу возили.
— Ну и что?
— Доктор меня катал. Знаешь, как лошадь катается, когда объестся? Только так и спасли…
Расстилая свой пиджак на трубах, он вспоминал о том, как чисто Фрида стирает простыни.
— Такие белые, что просто ложиться страшно. Я на них никогда не спал. Потихоньку сверну и ложусь прямо на матрас. Она всё удивлялась, почему они у меня так долго не пачкаются…
Через неделю мальчик принес с почты новое письмо. Они снова отправились в ту же закусочную. Матрос с волнением следил, как Томми распечатывает конверт.
