Надежда - [15]

Царь от всей души расхохотался:

— Что ж вы думаете — раз я до седины дожил, так уж и всякую память потерял? Я могу забыть про вчерашнее, а что пол века назад было — все помню. Так выпьем же за то, чтобы лучшие воспоминания младых лет согревали нас до конца дней!

И с этими словами Дормидонт собственноручно разлил по чаркам искристое вино из жбана, стоявшего посреди стола. Ради такого случая он даже плеснул себе чуть-чуть на донышко.

— Хорошее винцо, — одобрил Дормидонт, — передайте, дон Альфонсо, благодарность Его Величеству Александру, но попросите, чтобы больше не присылал. А то, понимаешь, не удержусь и снова запью. А на что мне это теперь нужно? Живи себе да радуйся!

И хоть говорил Дормидонт весело, оживленно, однако Чаликова уловила во взгляде бывшего царя такую неизбывную тоску, что у нее невольно сжалось сердце. Это сейчас, при гостях он так бодрится, подумалось Надежде, а что он чувствует, о чем думает в долгие дни и ночи одиночества и бездействия?

— Ну я ж говорю — не жизнь, а сплошная радость, — продолжал Дормидонт. — Днем рыбку в озере ловлю, грибы-ягоды в лесу собираю. По вечерам вот приохотился умные книжки читать, а то пока царствовал, некогда было. — Царь вздохнул. — Жаль, Танюшки поблизости нет. И раньше не слишком часто к батьке наведывалась, а теперь ее Рыжий и вовсе куда-то, понимаешь, сплавил. К тетке в гости, говорит. А чего она там потеряла?

— Ах да, кстати, мы ведь везем к вам весточку от Татьяны Дормидонтовны, — вспомнил Василий.

— А чего ж молчали-то? — оживился Дормидонт. — Давайте ее сюда!

— Да нет, письмо у Петровича, — сказал доктор. — Ну то есть у нашего, как бы это поприличнее сказать, сопровождающего.

— Чего-то он задерживается, — заметила Чаликова. — Уж не заблудился ли?

— Или высматривает, где бы чего стянуть, — проворчал молчавший доселе Чумичка.

— Стянуть? — изумился Дормидонт. — Я бы и сам рад чего стянуть, да нечего. Сами видите, по-простому живем. Разве что меня украсть можно, да кто на такое добро позарится?

И царь вновь захохотал, как показалось Наде — слегка натужно.

Тут из-за дверей раздался пронзительный визг:

— Да пропустите вы, засранцы, мне к самому надобно! Я царев посланник, а не какой-нибудь там!

Дверь распахнулась, и в трапезную, зацепившись дырявыми башмаками за порог, впал Петрович.

— Что, вот он-то и есть царский посланник? — несколько удивился Дормидонт при виде живописного отрепья, в котором щеголял бывший Соловей-Разбойник. — Ну, дает однако же Путята!

Имя нового царя прозвучало в первый раз со времени приезда гостей, и Наде показалось, что дружеская непринужденная обстановка словно бы оказалась нарушенной.

Тем временем царский засланец неспешно поднялся с пола и, подойдя к столу, протянул хозяину мешок, а сам, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. Дормидонт слегка поморщился, но ничего не сказал, а молча вскрыл мешок. Запечатанный сверток с посланием от царевны он бережно положил рядом с собой, а стопку бумаг, перетянутых бечевкой, не глядя сунул слуге:

— Отнеси ко мне. А еще лучше — сразу в печку. — И пояснил: — Мне тут Путята присылает всякие отчеты о том, что в стране происходит, а я даже и не читаю. Так, просмотрю для порядка — старались же люди — и в сторону.

— Чего так? — удивился Серапионыч.

— А зачем? — пожал Дормидонт могучими плечами. — Все едино, теперь я ни на что повлиять не могу. Да и, по правде сказать, не хочу. А для чего зря себя расстраивать?

— Ну так ведь новости бывают не только плохие, но и хорошие, — возразил Василий.

— Хороших вестей у меня и тут хватает, — ответил царь. — Вот хоть на той неделе вот такую щучищу, понимаешь, словил. — И Дормидонт раздвинул руки, едва не смахнув все, что было на столе. — Скажу вам, рыбалка у нас тут — ого-го! Непременно свожу вас на пруд… Да знаю-знаю, вы сюда за каким-то делом прикатили, ну так что же с того? Дело делом, а и рыбная ловля — тоже дело. Вот вчера я тако-ого леща поймал!.. Или нет, еще больше.

— Как врач могу сказать, что вывих плечевого сустава — профессиональная травма всех настоящих рыболовов, — заметил Серапионыч.

— Это из-за того, что приходится удочку резко дергать? — предположила Надя.

— Да нет, из-за того, что рук не хватает улов показывать, — совершенно серьезно ответил доктор.

Все рассмеялись, и громче всех — Дормидонт. Один Петрович, имевший за плечами не самый приятный опыт общения с рыболовами, презрительно скривился.

Тут засобирался дон Альфонсо:

— Ваше Величество, благодарю вас за гостеприимство, но мне пора ехать.

— А чего так скоро? — с некоторым разочарованием сказал Дормидонт. — В кои-то веки свиделись, и нате вам пожалуйста — ехать пора.

— Дело в том, Государь, что путь я держу в… — дон Альфонсо еще раз произнес мудреное название, — и хотел бы засветло добраться до Новой Мангазеи, чтобы там заночевать.

— А при чем тут Мангазея? — удивился Дормидонт. — Ехали бы через Царь-Город — так чуть не вдвое ближе.

— Да вот друзья отсоветовали, — кивнул дон Альфонсо на Чаликову и Дубова. — Говорят, в Царь-Город нам, ново-ютландцам, лучше не соваться.

— Отчего же? — еще более изумился Дормидонт.

Ничего не поделаешь — пришлось Чаликовой вкратце пересказать то, что она слышала и видела на открытии водопровода. И хоть Надежда старалась не сгущать краски, а скорее даже наоборот, но по мере повествования лик бывшего царя все более мрачнел.