Надеюсь и люблю - [40]

– Спасибо, – рассеянно поблагодарил Джулиан, ощущая себя во власти нахлынувших воспоминаний. Кайла. Он так долго ничего не слышал о ней, что почти забыл о ее существовании. И все же…

Вэл отпустил плечо Джулиана и, сделав несколько шагов по комнате, рухнул на кровать как подкошенный.

– По-моему, тебе стоит найти бывшую миссис Троу. Пресса любила ее. – Агент замолчал и окинул собеседника затуманенным взглядом. – Да и ты тоже.

Притормозив у ворот своего дома, Джулиан сообщил охране о своем приезде. Чугунные ворота раскрылись, за ними показалась подъездная аллея, ведущая к огромному испанскому бунгало. Так назвал свою постройку архитектор. В ней могли бы разместиться пять семей, но расположение на опушке леса давало право считать ее бунгало.

Джулиан прожил здесь десять лет; два с Присциллой-клубничкой, четыре с Доротеей-стервой и два – с Анастасией. Кайла никогда не переступала порога этого дома.

Ни одна из его бывших жен не прибавила ничего к обстановке – ни фотографии, ни светильника или вазочки, ни картины. Они приходили сюда ни с чем, а уходили, прихватив с собой несколько миллионов из состояния Джулиана. Он полагал, что в этом и заключается его главная проблема: дом был для него важнее, чем те женщины, на которых он женился и приводил сюда жить.

Суть в том, что его дом на самом деле домом не являлся. Он был всего лишь дорогой недвижимостью, помещением для жилья, которое мечтает о том, чтобы стать домом. У Джулиана никогда не хватало времени на то, чтобы осуществить это превращение.

Он прошел по мощеной дорожке к дверям. Экзотические кустарники в терракотовых горшках даже в это сонное время года наполняли воздух свежим цитрусовым ароматом. Садовые фонари уже горели, вьющиеся растения с крупными красными цветками сплетались над портиком и отбрасывали на фасад замысловатую тень. Саму дорожку освещали японские керамические фонарики.

Дверь открыла экономка Тереза. Ее передник, как обычно, сиял ослепительной белизной, как новый парус яхты, а длинные седые волосы были уложены в безупречно аккуратную прическу.

– Добрый вечер, сеньор Троу. Как прошел показ?

– Как всегда, на ура, – рассеянно ответил он и, нахмурившись, прошел мимо Терезы в прохладный холл. В обстановке его дома было множество контрастов: белые оштукатуренные стены и темные ореховые панели, чересчур массивные стулья, обитые белой холстиной, и грубо сколоченные деревянные столы. Пол был покрыт плиткой: огромные терракотовые квадраты и прямоугольники, плотно пригнанные друг к другу.

На кухне Джулиан налил себе текилы и залпом осушил бокал, не позаботившись даже о том, чтобы найти соль и лимон. Зажав бутылку под мышкой, он начал поиски. Где-то в доме должна быть фотография Кайлы. Он обошел все комнаты, методично заглядывая во все места, где она могла находиться, и наконец нашел то, что искал. В музыкальном салоне на самой высокой полке, куда с трудом можно дотянуться, стоял снимок в рамке.

Джулиан медленно опустился на колени на толстый обюссонский ковер, разглядывая свадебную фотографию.

На ней запечатлелось то, чего Джулиан не находил на своих снимках в последние годы. Он знал, что красив – в сорок он выглядел лучше, чем в двадцать четыре, – но что-то со временем утратилось. И вдруг он понял, чего не хватает его нынешним фотографиям – искренности. На этом юношеском снимке сохранился последний слабый отблеск того человека, каким Джулиан некогда был.

Он закрыл глаза и вспомнил тот день их медового месяца, когда они плыли на яхте по Карибскому морю…

– Скажи мне свое настоящее имя, – прошептала она. Он смутился и поспешил спрятаться за свою голливудскую улыбку. Это больно ранило ее.

– Нет, я никому его не говорю.

– А мне скажешь. Когда-нибудь… когда будешь готов к этому.

– Меня прежнего больше нет. К прошлому нет возврата, – ответил он, ласково убирая выбившуюся прядь с ее лба. – Мне нравится быть Джулианом Троу. И мне хочется быть для тебя им.

– Как ты не понимаешь, Джул! Ты можешь быть кем угодно и каким угодно. Я все равно буду любить тебя до самой смерти.

Он открыл глаза и еще раз взглянул на фотографию.

Она любила его так сильно, как ни одна другая женщина. Она любила его, а не тот плоский и приукрашенный образ мужчины, застывший на целлулоидной пленке, который назывался Джулианом Троу. Несмотря на то что пронеслось целых пятнадцать лет и жизнь клонилась к закату, он не утратил веру в то, что она его любила. Она всегда говорила, что стоит ему порезаться, как у нее начинает идти кровь.

Глава 13

Лайем сидел за рабочим столом. Не хотелось ни включить свет, ни рассеять тишину, заведя какой-нибудь диск.

Затрещал селектор. Из черного аппарата донесся металлический голос Кэрол:

– Доктор, вы еще здесь?

– Да, Кэрол. Можете идти домой. На сегодня все, – ответил он, нажав кнопку.

– Здесь какой-то шутник утверждает, что он – Джулиан Троу.

– Я возьму трубку. – Сердце подскочило у него в груди.

– Вы думаете, что это действительно…

– Соедините меня, Кэрол, и идите домой.

– Хорошо, доктор.

На селекторе зажглась красная лампочка. Лайем глубоко вздохнул и снял трубку.

– Доктор Кэмпбелл слушает.

– Доктор Лайем Кэмпбелл? – неуверенно переспросил мужской голос.