Над судьбой - [14]
Оставшиеся на западном берегу племена ловили мустангов, приручали их, охотились на бизонов. Постепенно они теряли интерес к реке. Движение Черного Орла почти не коснулось шауни. Но и среди них нашлись герои, ставшие под тотем вождя далекого чужого племени.
После разгрома объединенных сил краснокожих, среди шауни стали преобладать настроения изоляционизма. Они никогда не забывали, что их предки прошли долгий путь через Великие Равнины. И вся эта громадная территория рассматривалась ими как своя. И хотя многие племена, теснимые с трех сторон бледнолицыми, уходили вглубь Континента на равнины, бизонов в избытке хватало на всех.
Шауни совсем отвернулись от реки. Отношения с алдонтинами, ставшие дружескими во время войны Черного Орла, вновь ухудшились. Воевать народам было не за что, но ничто и не объединяло их.
Трое воинов-смертников, лучшие, выбранные из лучших, стояли на берегу Великой реки, насыщаясь очистительной Силой ритуального костра. Сумерки сгустились, ночь вошла в свои права. Жрецы, пританцовывая вокруг костра, готовили дух и плоть посланников. Ведь от них зависела судьба всего народа.
Они шли к шауни, они знали что ждет их. Как объяснить шауни то, что сейчас ясно уже каждому алдонтину? Смогут ли они понять это? И здесь мало отчаянной храбрости и безмерной отваги.
Костер догорал, огонь затухал и темнота межденно поглошала людей: сначала лица, затем плечи и, наконец, ноги. Познавший Древо властным движением указал на запад. Его суровое лицо выражало непоколебимую решимость. Крепко обняв каждого воина за плечи, он проницательно смотрел в их глаза.
- Вы не должны ошибиться, Великий Дух с вами, - тихо сказал жрец и, слегка подтолкнув воинов, добавил, - идите!
Тихая осенняя ночь была необычайно теплой. В прозрачном, безоблачном небе ярко светили звезды, луна огромным красным шаром висела над горизонтом, почти касаясь вершин могучих платанов. Сильные, бесшумные удары весел несли челнок в неизвестность. Западный берег быстро приближался.
Войдя в устье Извилистой реки, воины, борясь с течением, преодолели примерно еще тысячу шагов и лишь затем вышли из воды. В четырех десятках шагов от берега, под стволом поваленного дуба они спрятали челнок, забросав его хворостом и прошлогодними листьями.
Посланники не имели оружия, кроме ножей. В небольших кожаных сумах был запас сушеного тертого мяса и муки из кореньев всего на трое суток. Главное селение шауни располагалось в двух дневных переходах от Отца Рек, на берегу Извилистой реки.
С весны до осени шауни на равнинах охотятся на бизонов. Когда на зиму бизоны уходят на юг, шауни перемещаются ближе к лесам. Всадники на резвых мустангах всегда добывали много пищи. Зима не пугала бескормицей, сушеного мяса хватало всем. Народ шауни множился, набирал силу.
Но зимой на равнинах дуют беспрерывные холодные ветра, в лесах же всегда свежая дичь, а в реках рыба.
Алдонтины никогда не заходили на западный берег, как и шауни на восточный. Шауни почти не имели дозоров на восточной окраине своих владений. С этой стороны удара ни не ждали.
Алдонтинские псланники должны были среди бела дня совершенно неожиданно оказаться в самом центре селения шауни, рядом с вигвамом Верховного Вождя. Доблесть везде ценится высоко. Войдя же в селение плениками, трудно вообще доказывать что-либо. Плен - это позор.
Длинная ноябрьская ночь медленно отступала на закат. Рассвет приближался как-то неуверенно, с трудом пробираясь через багряные листья увядающих крон деревьев. То там, то здесь вдалеке показывались редкие, почти бездымные костры охотников или рыболовов. С огромной осторожностью посланники продвигались вперед.
Ближе к ночи путь им преградила неглубокая, но бурная речушка. Зажатая между отвесными, близко сходящимися берегами, река, с шумом ускоряя ход, низвергалась небольшим водопадом. Сквозь пенящуюся воду зоркие глаза воинов увидели небольшое отверстие. Это был вход в пещеру.
Пол пещеры был выстлан толстым слоем сухих веток и листьев, видно шауни не однажды останавливались в ней. Места для троих вполне хватило. Костер разводить не стали , съев по щепотке сушеного мяса, и выпив по глотку речной воды, выставив дозор, тут же заснули.
Последний в дозоре был Зеркий Сокол. В те дни, когда Черный Орел звал народы к священной войне, многие алдонтины встали под его тотек. Одним из них был отец Зоркого Сокола. Он погиб в первом же бою с энглишами. Сын родился уже после смерти отца. Ему пришлось рано стать мужчиной, чтобы прокормить мать, сестер.
Не только бессрашие и отчаянная смелость отличали его. Он был явным лидером, и выделялся даже среди таких молодых воинов, как Быстрый Ястреб, Сильный Удар, Ястребиный Коготь. Именно он во время ночного побоища возглавил прорыв через взорванную скалу, что в корне изменило ситуацию. И он же смог убедить вождей в том, что у энглишей нет ни сил ни желания вести большую войну с алдонтинами и еще есть время подготовиться к этой войне и первыми начать ее. В том, что посланников к шауни должен вести за собой Зоркий Сокол, не сомневался никто.
Зоркий Сокол чувствовал дыхание времени: прерывистое, болезненное. Время никогда не изменяло свой бег. Оно медленно двигалось по кругу, никуда не спеша и не замедляя ход. Всегда чего-то не хватало - еды, оружия, тепла в вигваме. Времени же было в избытке. Его не меряли, не ощущали. Оно было и одновременно как бы не существовало. Оно почти ничего не значило в жизни алдонтинов. То, что не успевали сделать сегодня, можно было довести до конца завтра или когда-либо.