Над пропастью - [43]

Шоберди некоторое время наблюдал за дымом, прежде чем ответить.

— Нас заметили… оповещают Ибрагимбека, — наконец сказал он. — Скоро его люди появятся. Подождем?..

Двинулся в путь и отряд Пулатходжаева, с ним седьмой Туркестанский полк. Отдохнули в чаще ивовой рощи на берегу Тентаксая, теперь вперед.

Карим Рахман находился в положении сложнейшем: он получил задание следить неусыпно и неотступно за тем, что вообще ни у кого не должно вызывать даже тени недоверия.

Пулатходжаев… Кто мог усомниться в нем? Не он ли теперь глава всему, глава советской власти!

Но входили в палатку, где Пулатходжаев, турецкие офицеры. Конечно же, там идут дипломатические разговоры. Но… Али Ризо-эффенди и Данияр-эффенди, эти двое держат в руках всю милицию. Понятно, они охраняют Пулатходжаева. Но…

Карим Рахман будто в растерянности блуждал вокруг палатки, когда из палатки кто-то выскочил и быстро засеменил, удаляясь в сторону, где были привязаны лошади. Хотя он был одет в рваный халат, а на голове торчал колпак дервиша и борода отросла по грудь, Карим узнал его: Газибек!

Газибек шесть лет назад был правителем Байсуна. О распутстве бека горожане говорили постоянно. Уводил невест, совращал чужих жен, — многое прощалось ему, на многое закрывали глаза в страхе перед ним. Но вот чаша терпения переполнилась: стало известно, что Газибек изнасиловал одиннадцатилетнюю дочь женщины из кишлака Пасурхи, которая стирала белье его жен. Отец девочки, раздирая на себе одежду, с истошными воплями прибежал в кишлак. Пока он кричал, из Пасурхи прискакало человек сто мужчин. Они постучали в ворота, требуя Газибека. Вышли его охранники, решив прогнать смутьянов, но не тут-то было! Наболело! Горожане примкнули к дехканам, кто-то крикнул: «Мусульмане! Покончим с подлостью!», люди бросились за нукерами, и те, не выдержав жестокой драки, поспешили укрыться за воротами дома своего хозяина.

Бешеный рев толпы не утихал. К толпе присоединились и некоторые видные горожане, занимавшие высокое положение в местном обществе. Они помнили о том, что Газибек был пришлым, откуда-то из Карши, уже одно это давно вызывало озлобленность и скрытую неприязнь к нему здешних вельмож. Толпа росла.

Вспомнили о приехавшем из Бухары на побывку домой, в Байсун, могущественнейшем земляке — его преосвященстве ишане Судуре. Побежали в Большое медресе, где он находился, привели с собой. Ишан Судур, в мгновенно наступившей тишине, постучал в ворота и назвался. Ворота не открылись.

Это было неслыханно! Толпа всю ночь стерегла тишину затаившегося дома.

Рано утром народ снова обратился к ишану Судуру. Тот, возмущенный непокорностью Газибека, спокойно подошел к дому и властно приказал: «Сокрушите ворота!» В мгновение ока ворота лежали на земле. Но двор и дом были безлюдны. Газибек ночью с домочадцами и со всеми своими людьми бежал через потайной ход заднего двора.

Ишан Судур позвал к себе влиятельных байсунцев, составил сам и продиктовал им жалобу на Газибека эмиру Саиду Алимхану. Вернувшись из Бухары через сорок дней, отцы города сообщили народу: «Поймали Газибека в Карши, он привезен в Бухару и брошен в зиндан. Там он и сгниет!» «Слава и хвала эмиру!» — вскричал народ. Ишан Судур позднее, приехав после долгих странствий по свету снова на отдых в Байсун, говорил с удовлетворением: «Так-то, дети мои, прислушался эмир к гласу народному. Восторжествовала справедливость!» Понимал ли его преосвященство тогда, что дело не в жалобе, — что эмиру эта чернь, что ему эта грязная бумага, испятнанная сотнями грязных пальцев! Но с письмом этим пришли люди уважаемые… Сам ишан Судур… И эмир над зинданом, куда по его приказу был брошен блудливый бек, сказал: «Пусть и сгниет здесь…»

Он бы так и сгнил в зиндане. Если бы не великие события…

Газибека освободили как жертву эмира и, когда выводили, кто-то, сняв с себя, набросил на него свой халат, кто-то сунул ему в руку половину лепешки…

Куда было идти жертве произвола эмира? Газибек пришел к самому большому начальнику этих, советских.

Еще в Байсуне Карим Рахман сообщил о том, что в отряде Пулатходжаева проводником работает Газибек.

Люди помнили Газибека. Конечно, разговоры о нем не миновали и ушей Пулатходжаева. «Если все это правда, я отдам его на суд народа!» — заявил он, едва услышав о любовных похождениях бывшего бека-ловеласа. Но тот вел себя смирно. И Пулатходжаев потух. Ему нравились раскаявшиеся. Они верно служат.

Газибек при ходьбе сутулился, часто покашливал. Идя по его следу, Карим Рахман застал Газибека сидящим на пеньке под талом. «Не подходи! — надрывно кашляя, закричал тот, — не прикасайся — я источаю гибель! Больной я, очень больной».

Что это: остерегал? Угрожал?

Карим Рахман знал: это опасно — близко подходить к пораженному чахоткой.

Отступился.

Красноармейцы вброд, на конях, переправлялись через речку. Их бил озноб.

К Усманходже Пулатходжаеву — рядом с ним командир полка Морозенко и генеральный консул РСФСР в Термезе Нагорный, — подскакал на вороном карабаире Газибек и, что-то сказав, поскакал вперед.

Карим Рахман, непроизвольно вырвавшись из строя, погнал своего коня вслед за ним.