Над пропастью - [16]

Арсланов и Говоронский, переглянувшись, грустно улыбнулись.

— Бедная Бухара! Несчастная моя родина! — воскликнул Арсланов. — Вот, — он взял лежавшую на краю стола белую книгу, поднял ее над головой. — «Страна бесправия». Лагофет написал. Вельможа, а написал правду… И здесь все это описано. — Арсланов бросил книгу на стол, накрыл ладонью. — Да, случаем не знаешь, какие там у Рамазанбая есть родственники?

— Откуда мне знать! — поморщился Курбан. — А что случилось?

— Бай сказал, что хочет навестить родственников…

— Э, зря разрешили! Сбежит!

— Говорил, что у него там сестра. Поклялся на коране.

Курбан рассеянно кивнул.

— Тогда не сбежит! Бай набожен.

— Ты бы по пути поработал с народом, Курбан. В тамошние кишлаки еще не назначены представители советской власти. Слава о тебе побежит впереди — это хорошо. Это — нужно! — хитро подмигнул Аркадий Иванович. — Вот тогда ты и… отстанешь!

— И уйду в Кукташ? Да… А если мы столкнемся в пути с Энвером-пашой?

— Вы не должны с ним встретиться.

— И все-таки — вдруг?..

— В любом случае, будь осторожен! — сказал Говоронский. — Помни пословицу: идешь охотиться на зайца, будь готов к встрече с тигром.

— Карим Рахман даст тебе халат, чалму, — улыбнулся Арсланов. — Продукты — «НЗ» на три дня.

— Все. Пора прощаться. — Аркадий Иванович встал с места, поскрипывая кожаной курткой. Крепко обнял Курбана, похлопал его по плечу. — Не горячись. Тебя будут проверять, постоянно проверять… Василь Васильевич очень просил, чтобы ты поберег себя…

— Свидимся! — Курбан сверкнул своей обаятельной улыбкой. — Ну, а коли придется, я… погибну с честью.

Простились.

12

Выйдя из города, эскадрон остановился в Караул-тепе. Пройдя Урка, через Куштегирман можно спуститься к кишлаку Паданг, но разрушен мост Шурсай, находящийся недалеко от Куштегирмана, разрушили, когда богачи и обманутые бежали скопом. Потом починили кое-как, но арба все же проехать не может. Поэтому решили от Караултепе спуститься вниз, свернуть у еврейского кладбища и двигаться через адыры.

Поднялась белая пыль от хрустевшего под ногами снега. Когда перешли вброд неглубокий сай, бойцы спешились, стали толкать сзади арбу. Поднявшись на адыр, пошли быстрее.

Белым-бело кругом. Кое-где из снега торчат, как усики суслика, верхушки степной колючки. На снегу — ни вмятины. Кругом такая тишина, что кажется, уши заложило.

Маленький кишлак Паданг расположен у входа в ущелье, на том берегу сая, берущего свое начало у Ялангтагского водопада. Часть кишлака — в ущелье. Объехав стороной, эскадрон направился к ущелью Барса. Поднявшись по его левой кромке, в полдень подошли к мазару Ходжакучкар-ата.

На высоких тополях было полно ворон, при появлении людей, оглушительно каркая, они поднялись, закружились стаями.

У подножия мазара Эшнияз показал на противоположный плоский берег сая.

— Вон, видите?.. Хворост, сверху накрыт кошмой и засыпан песком! Какая-то сволочь крепко постаралась!

— Не тому достанется, кто хлопотал, а кому бог послал! — сострил кто-то из молодых бойцов.

— Не то говоришь, сынок, — пробасил пожилой, угрюмый красноармеец. — Это — кровь, пот, слезы, люди… Это — хлеб…

Суяр, сообщивший о находке Эшниязу, — парень из Паданга. Два дня назад на охоте он погнался за лисой и набрел на эту яму.

Оставив арбу на берегу сая, бойцы взяли пустые мешки и по валунам перешли на другую сторону. Эшнияз тут же принялся за работу: осторожно, с помощью трех товарищей, скатал кошму, стягивая ее к себе. Яма открылась — широкая и глубокая, из нее поднимался теплый, удушливый пар. Люди, потрясенные обилием матово отсвечивающего, налитого зерна пшеницы молчали, а затем с веселым гомоном побросали шинели на снег. Двое спустились в яму. Одни наполняли мешки, передавали их наверх, а другие относили и грузили на арбу.

Виктор с Курбаном отошли в сторону.

— Курбан, как пойдем? — спросил Виктор. — После, как отправим продотряд.

Курбан показал глазами на Эшнияза:

— Он знает. — И оглядел горы.

Напротив возвышался Ялангтаг, накрывшись, как белым пуховым одеялом, снегом, надменно холодный, без единого кустика. Правая его сторона — неприступный обрыв. Из-под обрыва течет вода. Там, где она вытекает, образовались огромные наросты льда. Внизу речка пенится, хотя берега ее также скованы льдом.

— Когда-то мы поднимались по восточному склону, — проговорил Курбан.

Виктор внимательно рассматривал местность, мазар, за которым начиналась гора, заросшая арчой.

— Но можно и отсюда — через Тирсактаг пройти…

Курбан засмотрелся на открытый айван, прилепившийся к гробнице. Еще совсем недавно, в прошлом году, они с хазратом сидели на этом айване! Было лето…

Вдруг вороны, кружившие над ямой с зерном, взбалмошно, с хриплым криком разлетелись в разные стороны. Винтовочные выстрелы грянули с вершины Ялангтага.

С тополей посыпался снег.

Курбан глянул в сторону ямы, где метались люди. Одни прыгали в яму, другие, прячась за камни, старались добраться до винтовок. Двое парней из продотряда застыли на снегу.

На вершине Ялангтага призраками мелькнули темные силуэты.

Виктор уже подчинил своей воле бойцов, по его команде они палили из винтовок в сторону, откуда прозвучали выстрелы.