Над океаном - [8]

— Восемь... Десять...

Свист, тонкий и тягучий, нарастал, наливался густым шипением, заполнял кабину; донесся звонкий сухой хлопок.

— Розжиг!

Все звуки мира перекрыл властный, могучий, густой гул; мелко задрожали водяные капли на стеклах, запрыгали по переплетам рам. Пошел двигатель!

— Правый запущен и вышел на малые обороты! Теперь — левый.

И вот уже техник, улыбаясь, хлопнул пилотов по спинам; командир показал ему большой палец; техник кивнул и провалился в люк; вот неслышно, но все-таки ощутимо для тела летчика внизу хлопнула крышка люка, запирая шестерых в самолете, окончательно отсекая, отрезая их от земли и всего земного; и через пару секунд техник показался уже на мокром бетоне внизу слева и взмахнул рукой.

— «Барьер», я Девять полсотни третий. Предварительный?

Справа, почти невидимый за кисеей дождя, стоял неподвижно корабль комэска, ожидая их.

— Предварительный разрешаю. Курс двести двадцать. — Понял, курс предварительный двести двадцать. Выруливаю.

Ту-16 задрожал чуть сильнее, когда Кучеров мягко, осторожно повел вперед РУДы; Савченко быстро привычно оглянулся, насколько позволял обзор, осмотрелся впереди и по сторонам, кивнул выжидательно косящему на него командиру: «Все чисто — поехали» — и тяжелый, грохочущий турбинами корабль неожиданно мягко и легко покатился по рулежной дорожке.

На предварительном старте их уже ждали, нахохлившись, двое техников предстартового осмотра. Когда корабль, резко заскрипев тормозами, остановился, один вскинул блестящий от воды красный жезл-семафор, а другой привычной сноровистой рысцой двинулся к самолету и нырнул под него; Николай знал, что сейчас техник осматривает в последний раз внешние части корабля, шасси, створки, все ли в порядке, не ждет ли экипаж опасный и ненужный сюрприз; Николаю со своего высокого, как насест, места хорошо было видно лицо держащего запрещающий знак техника — мокрое, блестящее, техник щурился от дождя, летящего ему в глаза, и чему-то улыбался; вот откуда-то снизу вынырнул его напарник, и красный жезл сменился белым: «Порядок!» Кучеров кивнул им, они помахали в ответ и той же рысцой, пригибаясь, будто шел ливень, побежали к уютной стекляшке СКП, и их куртки лаково-мокро сверкали.

— «Барьер», я Девять полста третий, разрешите исполнительный?

— Полста третьему исполнительный разрешаю. Ветер по полосе, встречный, два метра, полоса влажная, видимость...

— Условия принял.

Корабль мелко сотрясался всем своим длинным упругим телом, аккуратно развернулся на сверкающем радужной водяной пленкой бетоне и, длинно скрипнув и качнувшись вперед, занял свое место для взлета парой. А впереди слева загадочно светилась в ореоле голубого свечения дождя размашистым силуэтом машина ведущего.

В наушниках щелкнуло, и искаженный эфирной хрипотцой голос комэска сказал:

— «Барьер», я — Девять девяносто шестой, исполнительный двести двадцать, разрешите взлет.

Кучеров положил большой палец на кнопку связи:

— «Барьер», я — Девять пятьдесят третий, исполнительный двести двадцать, разрешите взлет.

— Девять девяносто шестой, Девять полста третий! Полоса свободна. Взлет парой разрешаю.

— Понял Девяносто шестой. Разрешили.

— Полста третий понял. Разрешили.

Кучеров подвигал руки на штурвале, словно ощупал привычные рукоятки, и с удовольствием громко объявил:

— Экипаж! Взлетаю!

И мягким, плавно-играющим движением, один за другим — не сразу, а правый-левый, правый-левый, — повел вперед РУДы, и Николай, слыша за спиной послушно нарастающий гром и рев, ощущая всем телом рвущееся вперед напряжение машины, внимательно смотрел, как Ту-16 впереди качнулся, и даже сквозь стекла герметичного фонаря, плотный шлемофон, сквозь грохот своих двигателей на его барабанные перепонки навалился слитный низкий гром, но его все-таки перекрыл властный, командный голос Кучерова в наушниках:

— Держать газ, включить фары!

Савченко положил ладонь левой руки под рукоятки секторов газа, как бы подпирая их (чтоб при перегрузке взлета они, упаси господь, не пошли назад сами собой), правой быстро включил фары и, увидев, как заискрился, дымно засветился мокрый воздух перед кабиной, «прочел» сигнализаторы на доске и доложил:

— Газ держу, фары включены.

А Ту-16 Ионычева, меняясь в ракурсе, уже катился по полосе, словно сдвигаясь боком и уходя в поперечный силуэт.

— Курс ГПК?

— Гирополукомпас — ноль.

— Планка курса?

— В центре.

— Колесо?

— Носовое прямо...

За ним, почти скрывая его, поднялась, завихрилась мутная стена мельчайше распыленной воды и пара, и громадный самолет все быстрее и быстрее уносился в это вихрящееся облако, растворялся в нем...

— ...Кнопка утоплена, законтрена.

— Взлетаю!

И каждый раз, когда видишь взлетающий самолет, особенно такую вот громадину, каждый раз спирает дыхание и хочется ему помочь, вот так, вот так — подхватить под крыло, поддержать, подтолкнуть плечом вверх...

— Ну, ребятки, поехали!

И, сощурившись, Кучеров с трудом разглядел сквозь дождь и водяную пыль, как в конце полосы силуэт самолета Ионычева пошел вверх, между ним и дымящимся срезом дальнего леса появилась и стала быстро расширяться полоска серого струящегося пространства, и услышал, ощутил, как пневматики, проседая под тяжестью корабля, покатились по бетону и стала все сильней наваливаться, вкрадчиво дыша, на грудь, плечи, бедра, шею, давить мягкой лапой вся тяжесть земного притяжения; следя, как командир выдерживает направление разбега точнейшим, миллиметровым покачиванием педалей, фиксируя боковым зрением обороты, слыша голос штурмана, считывающего для командира неуклонное, неудержимое нарастание скорости...