Над нами миллион высоты - [16]

Дым круто обернулся к нему, весь подавшись вперед. Под черными насупленными бровями гневно сверкнули глаза.

— Стройте полк,— сдержанно приказал он.

— Станови-и-сь! — прогремел Твердохвалов, словно подхваченный бурей.

"Звонили, говорит... Кто мог звонить и, по сути дела, запретить полеты?" — размышлял Дым.

Он встал сегодня рано и, едва вышел на улицу, по одному ему известным приметам определил, что будет хорошая погода.

"И все же кто звонил? Астахов? Начштаба по голосу узнал бы командира соединения. А, кто бы ни звонил..."

Полк построился, и Дым направился к середине строя. Твердохвалов строевым шагом, с силой вбивая подошвы в бетонку, подошел и громко отдал рапорт. Полк дружно ответил на приветствие командира. Твердохвалов прошагал на правый фланг полка, а к командиру тем временем при­близился Смирин и о чем-то долго с ним говорил. Все зна­ли: врач докладывает о состоянии здоровья летчиков. Но почему Дым, подняв брови, внимательно и настороженно посматривает то на строй, то на врача?

Твердохвалов не слышал, о чем они говорили, и без прежней лихости, но с навостренным ухом стал перемещаться поближе к командиру. Ему всегда казалось, что если кто-либо из старших офицеров разговаривал с Дымом, то непременно затрагивалась его персона. Такая подозрительность шла от того, что у подполковника не хватало грамотенки, летных знаний, в войну больше брал голосом да подвижностью. А теперь люди пошли с солидным образованием и культурой, и поэтому лучше на вся­кий случай держаться поближе к командиру, чтобы не дать себя в обиду.

— Всех опросил, проверил...— донеслось до Твердохвалова, и он с сомнением ухмыльнулся: "Когда же это врач успел всех опросить?"

Дым кивнул Смирину, а сам обежал взглядом строй второй эскадрильи.

— Капитан Кудлач, ко мне! — И сам пошел навстречу. Когда сошлись с глазу на глаз, командир полка сочув­ственно посмотрел на капитана, пожал ему руку.— Знаю. Первым делом надо успокоиться. В жизни разное бы­вает...

— Перегорело уже внутри, так что я не очень-то...

— Держите себя в руках, и, как сказал Лев Толстой, "все образуется".

— Спасибо.

— Ступайте в строй...

Дым вернулся на прежнее место и заговорил со старшим инженером полка. О чем они говорят? О самолетах? Твердохвалова самолеты мало беспокоили. Смирин — другое дело. Как только тот прибыл в полк и услыхал на построении голос начальника штаба, сразу сказал: "Настоящая иерихонская труба". Инженеры рассмеялись: в точку было сказано. А Твердохвалова долго мучила загадка этих слов. Хорошо это или худо — не знал. Потом все-таки спросил у старшего инженера. Тот долго хохотал, но в конце концов все же внес ясность.

Подле Дыма с плановыми таблицами появился майор Капустин. Стали говорить с летчиками о машинах, упражнении, о боковом ветре. Дым обратился к командиру второй эскадрильи майору Анутюнову:

— После разведки погоды полетим с вами. Макарова выпустит капитан Кудлач...

Анутюнов радостно кивнул.

На левом фланге второй эскадрильи в первой шеренге стоял Макаров. Когда Дым назвал его фамилию, лейтенант слегка подался вперед, весь превратился в слух.

— Погода сегодня должна быть летная,— посмотрел Дым в небо.— Сами видите,— показал на запад: тучи там разошлись, между ними проглядывала яркая голубизна.— Чтобы наши соображения на этот счет обрели законный характер, послушаем специалиста.— Дым жестом подозвал метеоролога.

Тот развернул карты, охарактеризовал погоду в их районе. В ста километрах севернее шел снег, на востоке была низкая облачность. И на юге не лучше — там ожидался шторм.

— Где шторм сейчас? — спросил Дым.

— Центр его обходит нас с севера.

— Что на западе?

— Облачность три балла, высота девятьсот...

— Какая у нас высота?

Взглянув на небо, метеоролог сказал:

— Четыреста метров.

Дым в свою очередь посмотрел на небо: с запада шла хорошая погода. Метеоролог достал из папки лист бумаги, подал командиру:

— Прошу подписать штормовое предупреждение...

Дым взял стандартный лист, еще раз отметил взглядом яркую голубизну на вападе, и глаза его решительно сверкнули. Капустин подставил ему планшет, и он красным ка­рандашом поперек текста написал; "Метеостанция должна давать более точные прогнозы, помогать полку, а не тормозить его работу". В конце четко расписался.

— Пожалуйста,— отдал лист метеорологу.— У кого плохая погода, пускай сидят в классе, а мы будем летать. Вопросы есть? — обратился он к летчикам.

— Нет вопросов.

— По самолетам!

Дым сразу пошел к своей машине, на фюзеляже кото­рой красной краской был выведен номер: "25". Разведку погоды командир всегда производил сам. Взвыл двигатель, и серебристый истребитель команди­ра полка, добежав до старта, с ходу пошел на взлет. До стоянок долетел реактивный гул, дрожь прошла по земле, возвещая, что в полку начались полеты.

Пока командир полка сходил на север, потом повернул на запад и убедился, что оттуда действительно идет хоро­шая погода, на аэродроме работа не прекращалась. Кому идти в первый вылет, те садились в самолеты или связы­вались по радио с руководителем полетов. Техники еще раз протирали блестящие плоскости своих машин.

Над стоянками низко прошел самолет Дыма, возвра­щавшийся с разведки. Свечкой взмыл вверх над стартом, прошел по кругу и сел.