Над нами миллион высоты - [12]

Года через три после войны его направили в Н-ск вра­чом медпункта, а еще через два назначили начальником медицинской части соединения в этом гарнизоне.

Сорочин струхнул, но не пошел к начальству и не от­казался, не заявил, что не подготовлен к деятельности на таком посту. Поди с неделю ходил к знакомому врачу со­единения под Н-ском, выспрашивал, что придется делать на новом месте службы, как себя держать. Присматривал­ся к коллеге, вникал в разные мелочи и лишь когда ре­шил, что стажировку прошел успешно, выехал в соеди­нение.

В военном городке первым встретил Смирина — тот шел с полетов. Увидел на груди у него значок академии и множество орденских планок. Не врач — генерал!

Сам он только мечтал когда-то об академии, потому что со скрипом сдавал экзамены и зачеты в Орловском мединституте. Что называется, вылезал на одних тройках и те "выбивал челом".

Маленький и сухощавый в студенческие годы, Сорочин не ахти как пошел в рост и на военной службе. Носил всегда тесноватую шапку, чтобы хоть она скрывала этот недостаток, сидя на самой макушке. Со стороны Сорочин очень напоминал восклицательный знак.

"Посмотрим, каков ты есть,— подумал Сорочин при той, первой встрече со Смириным.— Наград нахватал..."

— Одежда врача должна блестеть, а у вас китель, галифе...— Он покрутил носом.

— Спасибо за внимание к моему внешнему виду. Но я иду не в клинику, а возвращаюсь с аэродрома. На мне рабочая форма,— ответил Смирин, а про себя подумал: "Начальство по одежке встречает..."

Увидев, что его объяснение не удовлетворило Сорочина, сказал:

— Я полковой врач...

— Вы уже доложили.

— Сегодня на старте было пыльно.— Смирин легонько хлопнул себя по рукаву кителя.— Вот, смотрите.

— Вы полагаете, я не был на аэродроме?

— На нашем не были.

— На сотне других был...

— Стало быть, должны знать...

Отвернувшись, Сорочин смотрел в сторону, но видно было, что он очень волнуется: его в глаза упрекали в слабом знании авиации.

Что ни говори, а в работе старшего врача истребительного полка есть свои особенности. Кто не прошел через это чистилище, а выбился иным путем и командует полко­выми врачами,— тот не раз попадет впросак. Сам лишит­ся покоя и подчиненных будет держать в напряжении. Где же выход? Попал на такую должность, как Соро­чин,— иди на аэродром, к людям, к технике, изучай, овла­девай. Пройдет время — и все встанет на свои места, при­трется. Многое сам поймешь, остальное люди подскажут, и ты не будешь бояться выйти на рулежную дорожку, а будешь настоящим помощником летчикам в их рискован­ной и трудной работе.

Но Сорочин не такой человек. Вместо того чтобы изу­чить работу полкового врача, он нахватал взысканий, по­лучил предупреждение, что работать надо по-иному...

Это "по-иному"! Оно попортило много крови Сорочину, однако и научило бдительности, осторожности.

Большинство полковых врачей его слушалось, несогласные — молчали. Иначе вел себя Смирин. С дельным замечанием соглашался, а если слышал какую-либо несуразицу, сразу вступал в спор. Стоило Смирину спросить, почему приказано проверять качество кислорода на стоянках, а не на кислородной станции, в баллонах, потом ари заправке машин и в самолете,— и Сорочин не знал, что на это ответить. Не мог завоевать авторитет знаниями, опытом — и того, и другого было маловато. Проще приказывать...

Сегодня Сорочин вышел из дому в новенькой шинели и направился в медпункт.

Возле гарнизонного клуба встретил начальника метеослужбы. Разговорились. Сорочин спросил о погоде, поинтересовался долгосрочным прогнозом.

Начальник метеослужбы в свою очередь сказал, что давненько не видел врача соединения на аэродроме, полюбопытствовал, чем Сорочин занимается в штабе. Там же ни больных, ни лекарств — канцелярия. Выходит, при­грелся в тепле, а это, между прочим, называется кабинет­ным стилем работы. Все это говорилось издевательским тоном.

Сорочин слегка порозовел, поправил на голове шапку, почти с возмущением посмотрел на метеоролога:

— Вы полегче насчет кабинетного стиля...

Он в самом деле давно не был на полетах. Но какое до этого дело ветродую? Что он смыслит в авиационной ме­дицине? Сорочин собирался с мыслями, хотел сказать что-нибудь злое, оскорбительное, но метеоролог опередил его. Заговорщицки подмигнув, принялся рассказывать, что позавчера был на старте и слышал от механиков, будто бы за стоянками самолетов объявилось много комаров, разной мошкары, которых в такую пору и в таком количестве, а тем более на аэродроме, никогда не бывало.

— Может, оттуда? — показал на небо.

В то время все газеты писали, что американцы в Корее сбрасывали с самолетов контейнеры с зараженными раз­ными инфекциями комарами и мухами. Вмиг насторожив­шись, Сорочин мелко эаморгал бесцветными ресницами и не нашелся, что ответить. Попрощался с метеорологом, прошел еще немного по улице и свернул не в медпункт, а в свой штаб. Зашел к начальнику политотдела. Рассказал об услышанном от метеоролога, добавил осторожно, что не исключена диверсия и надо принимать меры.

Полковник Матуль слушал Сорочина невнимательно, вероятно, не верил ему.

— Вам докладывали полковые врачи? — спросил. — Например, Смирин...