Над нами миллион высоты - [10]

Ощущая, как в груди разливается тепло, Смирин сдви­нул шапку на затылок, встал коленками на кровать. Долго всматривался в распахнутые глаза сына, наконец прошептал: "Василек мой, какой бы ты был теперь..."

Сдерживая себя, отошел от портрета и сел в кресло. За­думался о своем житье-бытье.

Когда учился в академии, товарищи, с которыми жил в одной комнате, наведывались в общежитие медицинско­го института на Петроградской стороне. Двое из них там и нашли себе жен. Не раз звали с собою и его, обещали по­знакомить с красавицей студенткой. Советовали смириться с тем, что натворила война. От этого Смирин еще пуще расстраивался, воспоминания подступали с новой силой, и он одевался, шел на набережную Невы, долго бродил по ней, пытаясь совладать с нахлынувшей болью. В каком-то далеком уголке сознания теплилась, не угасала надежда, шептала, что надо продолжать поиски. И он писал, писал...

Сегодня решил послушаться Лущицкого. Срочной ра­боты, кажется, не было — можно попросить у командира отпуск.

С воскресшей надеждой, которая ширилась и начинала бодрить, Смирин легко встал и пошел на дежурство.

Положив голову на правую руку, за столиком спала Вера. Опущенные веки не дрогнули, когда за Смириным захлопнулась дверь. Он на цыпочках подошел ближе.

Свет падал на Верину щеку с ямочкой, на черные до синевы волосы и красивую белую шею. Припухшие губы по-детски розовели, время от времени едва заметно дви­гались. Во сне она еще больше похорошела, и Смирин, не тая восхищения, любовался девушкой. Защемило сердце, и он тихо-тихо прошептал:

— Верочка...

Дрогнули веки, и она подняла голову.

— О боже, уснула! Словно провалилась...— вздохну­ла она.

— А мне не спится...

Остатки сна с ее лица будто ветром сдуло, глаза загорелись надеждой, и она, вскочив с места, поправила во­лосы.

— Что же делать?..

А Смирин тем временем уже входил в свой кабинет. Он в самом деле не хотел спать — хотел говорить, делить­ся своими планами, новой надеждой.

С Верой он работал уже два года. Знал, как она попала в их городок. Сначала — обычная история: в последнем классе школы подружилась с высоким русоволосым пар­нем. Вскоре после выпускных экзаменов он уехал в воен­ное училище, а она поступила в фельдшерско-акушерскую школу. На каникулах встречались, гуляли вместе, и, как водится, дружба переросла в любовь.

Окончив училище лейтенантом, он служил в этом го­родке и однажды под влиянием минуты написал Вере, что­бы она без промедления приезжала к нему. Случилось так, что пока сборы да прощания, прошло две недели.

В городок Вера приехала утром, нашла нужный дом, квартиру, но уже не нашла лейтенанта. Дверь ей отворил какой-то капитан, пригласил войти. Не зная, кто она и что, рассказал: в этой, мол, комнате до него жил лейтенант. Сыграл свадьбу и уехал служить на север.

Сама не своя Вера побрела на вокзал. Опомнилась только у окошка билетной кассы. "Куда же я?" — ужасну­лась и вышла в привокзальный скверик. Светило солнце, проходили люди, жизнь вокруг шла своим чередом, а Вера ничего не видела. Ее лихорадило от унижения и обиды.

"Нет, домой не поеду. Там покажись только — засме­ют", решила Вера и подалась в город.

В городском отделе здравоохранения ей сказали, что акушерки требуются на сельские участки. Пожалуйста, могут направить хоть сейчас. И никто не поинтересовался, как она попала в город, почему ищет работу, никто не по­сочувствовал, не поддержал.

Уже без всякой надежды обратилась на улице к како­му-то военному врачу:

— Может, вам нужен фельдшер?

Майор-медик окинул Веру любопытным взглядом:

— А вы фельдшер?

— И акушерка...

Он посоветовал Вере сейчас же пойти в военный горо­док, рассказал, как там найти старшего врача части, ко­торому нужна была медицинская сестра.

— Скажете, что вас послал майор Смирин.

С того дня Вера работает в медпункте.

Весь военный городок заглядывался на новую медсестру. А она, уже наученная горьким опытом, была недоступна, настороженно держалась даже со Смириным и в то же время мучилась, ждала, что тот догадается о ее чувствах...

Отворилась дверь кабинета.

— Верочка, зайдите, пожалуйста,— попросил Смирин,

Сердце едва не выскочило из груди. Не помнила, как очутилась в кабинете.

— Садитесь,— сказал Смирин.

Веру обдало холодом, она потупилась, а щеки горели огнем.

— Я хочу сказать...— сидя за столом, начал Смирин,— Да вы знаете, что в начале войны у меня погибли жена с сыном...— Он поднял глаза.

Вера стояла, скрестив руки на груди, и было видно, ка­ких усилий ей стоило сдержать волнение. Лицо побледне­ло, губы пересохли.

— Жена и сын так и стоят перед глазами. Душа избо­лелась по ним...

— Я слушаю...

— Вечером разговаривал с вашим старшим врачом. Он когда-то служил в городе Климе и говорит, что там по вольному найму в воинской части работала врачом какая-то Смирина...

Брови у Веры подскочили вверх, на щеках появился румянец, взгляд прояснился.

— О боже!

Глядя в стол перед собою, Смирин задумчиво молчал.

— Вот хорошо бы, если б это была ваша жена! — ти­хо, но от всего сердца произнесла Вера. От ее голоса, в котором слышалась надежда, на Смирина повеяло теп­лом. Он встал, подошел к Вере.