Над Кубанью. Книга вторая - [45]

— Подписываю ясно: Б-а-т-у-р-и-н, — сказал Павло, откладывая папку, — стесняться нечего. Приказания правильные. Через двадцать лет могу ответ держать. — Он отодвинулся и уперся коленями в ребрину стола. — Вот из отдела часто присылают важные распоряжения, а подписано трусливо, либо какая-сь Тося, Либо, еще хуже, завернет шестнадцать хвостиков вместо фамилии.

Все понятно. Придет Корнилов — ищи эту самую Госю и шестнадцать хвостиков. Вот и приходится на Тосю пу-жливую плюнуть и самому разбираться по смыслу. Не казацкое дело, Василь Ильич, стульям дырки выдавливать, бо наш зад больше к седлу привышный, и ничего не попишешь. Уйдешь в сторону, пришлют какого-сь гор-лохвата с четырьмя наганами. Народу нашего не зная, тяп да ляп, в бога в Христа, и ляпнется вот эта самая Советская власть. Через то за Егора согласился попотеть, пока он повоюет. Только вот война у вас оказалась какая-сь короткая; раз-два и… в дырках. — Павло быстро зашагал по комнате. Шаховцов следил за ним, поддакивая и улыбаясь. Пока Батурин говорил о вещах, безусловно не относящихся к цели вызова. Вот он остановился у окна, постучал пальцем, помахал кому-то рукой, повернулся.

— Куда вы наших жилейцев рассовали? — неожиданно опросил он.

Заметив, что Шаховцов не понимает, добавил:

— Тех, что с собой под Корнилова увели? Вторые сутки бабы проходу не дают, платочки зубами рвут. Митинг собирал насчет катериндарской победы похвалиться — голосить начали, как по покойникам. Что им победа, раз мужьев нету?

— Я, собственно говоря, не знаю, Павел Лукич, куда делись люди из нашего отряда, — виновато улыбаясь, ответил Шаховцов. — Меня сразу же приписали к батарее. Одного приписали, и все… Потом этот несуразный бой. Всех разгромили…

На лице Павла появилось недоумевающее выражение.

— А как же ты целый остался?

— Видите ли, — помялся Шаховцов, — боя, собственно говоря, не было. Короткая атака и наше бегство.

— Как боя не было? А Сенька хвалился — возле заборов мертвяки.

— Он прав. Но это после…

— Тот, кто труса празднует, завсегда битый будет, — пренебрежительно сказал Павло.. — Бегуны. Так уж с природы положено — ноги изо всего длиньше. Небось офицерье радовалось?

— Вы бы Сеньку подробнее расспросили.

— Об чем?

— О жилейцах. Он к трупам присматривался.

— А тебе от них воняло? — скривив губы, процедил Павло.

Он вызвал дежурного и распорядился, чтобы подали лошадей. Когда дежурный удалился, Павло надел бекешу, подпоясался поверх серебряным поясом, окружил шею красным башлыком тонкого сукна. Быстро сунул бумаги в стол, перещелкал ключом все ящики.

— Нужно по войсковым частям запросы послать, — сказал он, — где люди? Так можно за год все население порастерять. Не миновать — у атамана надо поучиться. Тому все было известно. Где кого убило, когда кого ранило. Коням и то счет вели. У него писаря справней работали. Вот ты: возвернулся с фронта, живешь неделю, и никому дела нету, хотя и до батареи тебя приписали.

— Ноя… — Шаховцов смутился.

— Ладно, — отмахнулся Павло, — про тебя к примеру. Завсегда вас бить будут, раз порядка нету. Вот я к чему. Как же, по-твоему, можно в частях узнать, аль нет?

— По-моему, нет, — сказал Шаховцов, вспоминая, как плодились и распадались разные отряды, кружась по области.

— Тоже так думаю, — согласился Павло. — Раз нету старых полков, нет и порядка. За знамя душой не болеют. Ты пока в часть не ходи, Ильич, да где тебе шукать ту батарею — от нее небось банника-протцральника не найдешь. Нужно будет — оправдание выдам, бумажку. Лучше мне пособи трошки.

— С большим удовольствием, — .поспешно согласился Шаховцов — все, что нужно…

— Удовольствия мало, загодя предупреждаю. Перво-наперво надо будет сегодня же проверить, как отводы по Кубани ставят. Вместе пробежим, поглядим. Боюсь, опять Кубань шуму наделает. По второму делу надо гребли оглядеть, что-сь вчера Степка тревожился. В-третьих, Василий Ильич, пособишь с землей разобраться.

— Насчет земли я мало понимаю, Павел Лукич. Тут нужен опыт или агрономические знания. Учительская семинария, которую я окончил…

Батурин взял его под локоть, направился к двери.

— Насчет агрономов брось. Мне агронома прислали, бумажки в кучу складывать. С очками, с золотым зубом. У Штенгеля-барона он служил, на Гулькевичах, за бураками доглядывал. Не верю я ему. Как сверкнет на меня зубом да платочек духовитый вытянет, как будто на сто саженей от меня обойдет. По-моему, надо при Совете стариков собирать. Чаем их напоить с пряниками, по Егорову обычаю; они все расскажут: когда зори холодные, когда гарновку сажать, когда бамши, когда с Прикаспия суховеи пойдут. Взять батьку моего. Какой с него агроном, а никогда у него ничего не вымерзало. Как вздумает яровые сажать, откопает гадюку, швырнет на зерно. Проснется змея, уползет, значит, можно сеять, нет — надо погодить.

Они ехали к северному лесу. Солнце пригревало. Рыжие кони мчали тачанку по жидкой дороге.

Батурин расстегнул, снял шапку.

— Голова запрела. Скидай фуражку, Василий Ильич, давай голове отдых, а то лысый будешь.

Шаховцов положил на колени фуражку. Пробовал расчесать волосы, но ветерок снова путал их.