Над краем кратера - [23]
Нина непривычно оживлена, сменила прическу, вернее, распустила волосы, и от этого овал ее лица ожил, утратил кукольное выражение. Продолжая шептаться с Женей лицом к лицу, помахала мне ручкой.
Я, как говорится, вовсе выпал в осадок.
Кто-то налил мне водки, и я залпом осушил рюмку. Еда не лезла в горло. Мучило подозрение. Знала ли Лена, что здесь будет Нина, решила проверить мою реакцию?
– Кто эти все? – прошептал я Лене на ухо. – Динозавры, что ли?
– Ну, чего ты, миленький? Тут большинство с первых курсов Сельскохозяйственного и Медицинского. Ну, не лезь в бутылку. Лучше сыграй на гитаре.
– Откуда ты знаешь, что я играю на гитаре?
– Да я же ни одного концерта, где вы выступали, не пропустила. Тогда и положила на тебя глаз, – она потерлась щекой об мою.
– Но та, вон, блондинка, она же с третьего курса.
– Это та, которая с «балеруном»? Так он же лапочка, женский угодник. Даже меня однажды провожал домой. А её первый раз вижу. Хотя мы обожаем старшекурсниц, а они на нас никакого внимания.
Сдвинули стол к стене. Начались танцы. И, конечно же, среди всех этих неуклюжих топтунов, выделялись легкостью и умением, приковывая внимание всех, Нина с Женей.
– Исчезнем, – шепнул Лене.
Снова – кошачий блеск в ее глазах. В темноте коридора, почти ничего не видя, одеваемся, обнимаемся, выкатываемся клубком – в метель. А у меня на душе кошки скребут. Она, явно чувствует что-то неладное, ластится, как кошка. А метель кружит, слепит, задувает. Или раздувает: невидимый жар. Катимся, отыскиваем тихие закутки – целуемся. Валимся в снег – целуемся. Над нами колышутся кусты в белых балахонах, обжигающе холодных – целуемся.
Пылающие губы, горячее ощущение близости – в завихрениях снега, на морозе. Не видно ни поверху, ни понизу, ни сбоку – только облака снега, в тысячи мелких иголок обжигающие лицо. Волны, покрывала, пологи снега закручиваются пляской вокруг нас. И лишь облако жара – вплотную к нам, и в нем красно, как в пылающем, иссушающем, обдающем алыми отсветами печном зеве.
Каким образом, плавая в грудах книг по специальности, с послезавтрашним экзаменом по петрографии на загривке, посреди читального зала, оказался рядом с незнакомым филологом, читающим дневники Льва Толстого?
Когда он вышел поесть, наугад раскрыв страницу, читаю, сижу, как пригвожденный.
«Ночь чудо… В душе такое неизмеримое величие. Взглянул в окно. Черно, разорвано и светло. Хоть умереть. Боже мой. Что я? Где я? Куда я?»
«Скоро ночь вечная». (Ему двадцать девять лет)… «Мне всё кажется, что я скоро умру. Лень писать с подробностями. Хотелось бы всё писать огненными чертами…»
«Что нам делать? Что нам делать, Соня? Она смеется…»
«Я так боюсь умереть. Счастье такое, какое, мне кажется, невозможно…»
Зима.
Шуршащие вороха снега, тающий ворс, леденящая белизна ваты, пресность всего мира, горы накрахмаленного белья, лиловатая по краям пена над гигантской его лоханью, – идет великая стирка. Свежестью, чистотой напитываются деревья, земля, глаза, мысли, поступки, небо.
Сама ночь подобна леднику. На студеном холоде поставлены звёзды, чистейшие горы мглы, синей и свежей. И когда наши губы соприкасаются на этом обжигающем морозе, – сила, горечь, пылающая плоть и чистота любви достигает всей гулко звенящей огромности зимы. И в закоулках ее высокого, хрустально выстуженного помещения корабли, вмёрзшие в чистейшие эти льды, вслушиваются в наше дыхание, ловят скрип наших подошв, хруст деревьев.
Заламывая ветки, трещит суставами зима.
Что нам делать? Что нам делать, Лена? Что нам делать, Нина? Смеются.
Потому ли зима для меня – священнодействие?
Никогда так не сильна, глубинно тягостна, – все жилы вытягивает, – тоска по кораблям, вмёрзшим в лёд, по губам, столько раз касавшимся моих, по той неизбывной полноте дыхания мира, который пылал ледяной купелью, спиртово-снежным пламенем вокруг нас.
Окунувшись в купель, – носить каждое ощущение, замирание, тишину, весь избыток бытия всегда с собой. Надо оказаться на высоте доверия, которым одарила тебя тайная сила жизни, даже если потом повод, и тропа, и любимые руки изменили, ушли.
Ледяной восторг, мгновенно обдающий, крепнет, давит изнутри наледью, стоит лишь подумать о ней, увидеть издали. Боюсь этого куска льда, как бы внутри всё не порезал. Сдерживаюсь, стараюсь не шевельнуть память. Так бывает, когда едешь в душном, битком набитом троллейбусе. Тепло одетый, стоишь ли, сидишь, боишься пошевельнуться: тотчас окатит потом, обильным, из всех пор.
Это как наваждение. Каждую ночь, где-то, в двенадцатом часу, вскакиваю со сна. Выхожу из общежития, прячусь за деревом, смотрю на третий этаж. В окне Нины горит свет.
Дворник ломом скалывает наледь с парадного крыльца университета. Я вижу издалека – стоят на почтительном расстоянии друг от друга – Лена и Юра Царёв, о чём-то говорят. Его отзывают. Троллейбус на миг заслоняет их от меня. Пересекаю улицу. Она видит меня, улыбается. Дворник ловко ударяет ломом, трещина змеится, убегает, их уже много – трещин. Меня мутит от сравнения, которое напрашивается, встревает осколком льда.
Она держит меня за руку. Улыбаюсь, шучу, стараюсь уйти от темного знания, которое где-то глубоко во мне, к горчайшему моему сожалению, кажется, безошибочно.
Сказка для детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста.
Крупнейший современный израильский романист Эфраим Баух пишет на русском языке.Энциклопедист, глубочайший знаток истории Израиля, мастер точного слова, выражает свои сокровенные мысли в жанре эссе.Небольшая по объему книга – пронзительный рассказ писателя о Палестине, Израиле, о времени и о себе.
Эфраим (Ефрем) Баух определяет роман «Солнце самоубийц», как сны эмиграции. «В эмиграции сны — твоя молодость, твоя родина, твое убежище. И стоит этим покровам сна оборваться, как обнаруживается жуть, сквозняк одиночества из каких-то глухих и безжизненных отдушин, опахивающих тягой к самоубийству».Герои романа, вырвавшись в середине 70-х из «совка», увидевшие мир, упивающиеся воздухом свободы, тоскуют, страдают, любят, сравнивают, ищут себя.Роман, продолжает волновать и остается актуальным, как и 20 лет назад, когда моментально стал бестселлером в Израиле и на русском языке и в переводе на иврит.Редкие экземпляры, попавшие в Россию и иные страны, передавались из рук в руки.
Роман Эфраима Бауха — редчайшая в мировой литературе попытка художественного воплощения образа самого великого из Пророков Израиля — Моисея (Моше).Писатель-философ, в совершенстве владеющий ивритом, знаток и исследователь Книг, равно Священных для всех мировых религий, рисует живой образ человека, по воле Всевышнего взявший на себя великую миссию. Человека, единственного из смертных напрямую соприкасавшегося с Богом.Роман, необычайно популярный на всем русскоязычном пространстве, теперь выходит в цифровом формате.
Новый роман крупнейшего современного писателя, живущего в Израиле, Эфраима Бауха, посвящен Фридриху Ницше.Писатель связан с темой Ницше еще с времен кишиневской юности, когда он нашел среди бумаг погибшего на фронте отца потрепанные издания запрещенного советской властью философа.Роман написан от первого лица, что отличает его от общего потока «ницшеаны».Ницше вспоминает собственную жизнь, пребывая в Йенском сумасшедшем доме. Особое место занимает отношение Ницше к Ветхому Завету, взятому Христианством из Священного писания евреев.
В новый авторский сборник мастер интеллектуальной прозы Эфраим Баух включил новеллы, написанные в разные годы. Но в них – история. История страны, история эпохи. История человека – студента, молодого горного инженера, начинающего литератора. История становления, веры, разочарования…Студент, которого готовы «послать» на Фестиваль молодежи и студентов в 1957 году, спустя 20 лет, в поезде, увозящем его из страны исхода, из СССР, как казалось – навсегда, записывает стихи:Прощай, страна былых кумиров,Ушедшая за перегон,Страна фискалов без мундиров,Но со стигматами погон.Быть может, в складках ИудеиУкроюсь от твоих очейОгнем «возвышенной идеи»Горящих в лицах палачей.Он уехал, чтобы спустя годы вернуться своими книгами.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!