Над бурей поднятый маяк - [3]

* * *

Конечно, с пройдохой Хенслоу никто не условился. Кит не мог быть уверен, что старик не испортит ему затею: кто захочет отдавать такого жениха, как Нед Аллен, капризной богачке, способной помериться с молочно-бледной мисс Вудвард и красотой, и кошельком? Хенслоу любил нахваливать белизну кожи своей племянницы и золото ее волос — непременно в компании, большей, чем компания скучающего в клетке громадного медведя. Сама девица, по всему, обладала несомненной скромностью, но смирением прикрывала тиранический характер, присущий каждой доброй хозяйке. Может, это и пугало славного Тамерлана — он не привык подчиняться маленькой королеве с благостными светло-голубыми глазками, но, надев ей на палец кольцо, был бы на это обречен — его обрекли бы деньги дядюшки невесты.

В общем, по всему, Филипп Хенслоу не должен был знать о свидании, назначенном в самой сердцевине «Розы».

— И кто это так жаждет увидеться со мной? — с кривой усмешкой поинтересовался Аллен, вместе с Китом поднимаясь по скрипучим ступенькам на второй ярус лож. Там был кто-то — из партера можно было увидеть неясную переливчатую фигуру и четкую тень, но лицо прекрасной незнакомки было прикрыто маской. — Все это дурно пахнет, Кит. И выглядит так, словно ты вознамерился продать меня.

Кит ответил самой чарующей из своих улыбок — прямо в губы Неда, успев повернуться к нему лицом так скоро, что тот вздрогнул:

— После скажешь мне спасибо. Я же вижу, что ты нуждаешься в этом — и в деньгах. А друзья должны помогать друг другу.

Аллен пихнул его в грудь, заставив отступить, и прошел мимо, обгоняя, перемахивая через ступеньку.

— Откуда тебе вообще знать, в чем я нуждаюсь, — огрызнулся через плечо, и ворвался в ложу так, словно собрался взять ее стены штурмом, как стены неприступной крепости.

* * *

Леди Френсис живо обернулась на громкие шаги по лестнице — может, даже слишком живо, выдав тем свое жгучее, бродящее, как молодое вино, любопытство. Слишком долго она удерживалась от своих любимых развлечений и походов в театр, а поняв, что никакая придворная чехарда не способна заменить радость от нового дорогого приобретения, заскучала по своей теневой жизни еще больше.

Муж не упрекал ее, только посмеивался и подкалывал изредка: то, чего ему не полагалось знать, он не знал, а остальное было не важно.

— Ты обхаживай нашу золотую старушку, — отвечала Френсис, обдумывая богатое предложение этого говнюка Марло, и прикидывая десяток вещей одновременно: от платья, которое следует надеть для первой встречи с подарком, до суммы, которую следует ему отписать в качестве первого поощрительного взноса. — А я буду заниматься тем, что доставляет мне радость.

Граф Эссекс не привык спорить с супругой, потому что ему было не до того — рыжая мумия, погребенная в своем дворцовом гробу в окружении головокружительной роскоши, требовала много внимания и пила кровь чашами на завтрак и ужин.

Теперь было принято считать, что обед — признак дурного тона.

— Знаешь, Роберт, а ведь я могла бы собирать диковины, — говорила Френсис, когда помыслы о сопернице терзали ее меньше. — Как эти люди, которые набивают свои кабинеты редкостей всякой всячиной, чтобы потом показывать ее гостям и хвастать друг перед другом. Мне кажется, это мало чем отличается от навешивания этих огромных, украшенных шитьем и драгоценными бляхами гульфиков.

Добрый супруг возражал:

— Но тебе не на что их навешивать.

— Вот именно! Поэтому я собираю актеров.

Тот, кого предложил ей Кит Марло, не заменил бы его самого, сложись обстоятельства иначе, но мог бы стать украшением ее собрания.

— Госпожа… — начал Нед Аллен своим хваленым густым голосом. — Я здесь.

Френсис замерла, полуобернувшись, и даже рот приоткрыла от приятного удивления. Без сомнения, вблизи этот человек производил не меньшее впечатление, чем на сцене. Он был так высок, что едва не доставал макушкой потолочных перекладин балконной галереи. В его лице было волнующее сочетание величия и какой-то поистине скифской дикости — не могла же заядлая зрительница сама все это выдумать?

— Я рада вам, мой дорогой Нед, — проворковала Френсис из-под бархатной маски, закрывающей все лицо, и незамедлительно прогулялась заискрившимся взглядом ниже, гораздо ниже величественного лица знаменитого актера. — И надеюсь, мы с вами быстро подружимся. Подойдите же, не бойтесь меня — я не кусаюсь.

* * *

Сынок явился минуту в минуту.

Знал, что Джон Шекспир ждать не любит и не станет, хоть бы сама королева вздумала явиться к нему. А что, эта рыжая блудня и дочь шлюхи ничем не заслужила его уважения. Вот хоть Армаду взять — ее, что ли, победа? Да подуй ветер в другую сторону — уже бы все болтали по-испански, как миленькие. Но Господь не отвернулся от Англии, видать все же внял молитвам ее верных сынов, тех самых, которых королевские псы усердно вешали и бросали в тюрьмы.

Уилл волновался, это было видно с первого, даже самого беглого взгляда: ломал пальцы, делая вид, что сжимает свою модную шляпу с пером, кусал губы и был бледен, как полотно. Джон сразу оценил его наряд, стоящий без малого фунта три — считай, почти половину той суммы, что Уилл отправил домой в последний раз. Оценил и серьгу в ухе — крупный жемчуг, оправленный в серебро, — эта мода нынешняя, когда парни рядятся, как девки, тьфу, не понять ему уже этого, не понять. Уилл был одет так, как будто превратился в одного из тех придворных шаркунов, которые знай себе ублажали королеву в ожидании косточки со стола.