Начало - [42]

19

В Москве я начала готовиться к съемкам. И во второй раз столкнулась с удивительной способностью американских кинематографистов работать с артистами. Они настраивали меня на нужную волну, когда я пришла в кинокомпанию «Амедиа» на съемки «Няни». И все в точности повторилось на «Коде Апокалипсиса».

Каскадеры просто великолепны. Они демонстрируют свое мастерство, возможно, им в мире нет равных по смелости и дерзости. Но, начиная работать с тобой, они весьма скептически оценивают твои возможности. Говорят снисходительно: «Милая, сейчас мы тебе покажем, конечно, как можно сделать трюк, но… Ты уж извини…» Что означает: руки и ноги растут у тебя не оттуда. Актриса безнадежна. Сгодится разве что на картинку. Лучше ей вообще не шевелиться в кадре. И так далее. В показе наших каскадеров всегда присутствуют какие-то запредельные движения, которые вообще не нужны. Какие-то изощренные. Ну, не бьют так в кино. В кино бьют по-другому, и не важно, как бывает в жизни. Так тебе никто не поверит. Это как в фильме «Мистер и миссис Смит» – Анджелина Джоли в одной сцене с пистолетом, затем вдруг с автоматом, а потом – еще с чем-то. Но это – кино. Зрелище. Все работает на ритм восприятия. И в бою так. Удар не может быть быстрым, как в жизни. Его надо отыгрывать. Один раз треснул, враг упал и все. Ну, ребята, так же нельзя! Это и некрасиво и неинтересно. Вообще, единственный короткий бой, который действительно имел право на успех, это схватка один на один в приключенческой картине Стивена Спилберга «Индиана Джонс и Храм обреченных». Когда Харрисон Форд где-то на базаре в Индии встречается лицом к лицу со страшным индийским моджахедом, который тут же демонстрирует свое виртуозное владение острым мечом, размахивая им с дикой скоростью перед лицом киногероя. Нам кажется, что доктору Джонсу настал конец и его вот-вот порежут на сари. Но тут он устало вздыхает и неожиданно выхватывает из-за пазухи пистолет, стреляя в упор по мастеру боевых искусств. Бум! Враг сражен наповал. Зритель хохочет. Но если мы не снимаем комедию, а снимаем серьезный боевик, тут нужно смаковать бой. Так сказать, бить медленно и с удовольствием.

В общем, я как обычно стала паниковать. И когда приехали американцы, выдала свою коронную фразу:

– Не смогу я! Ну, не умею!

Правда, на этот раз – «не умею драться». Но американцы меня как всегда успокоили:

– Не волнуйся, научим!

И действительно, буквально через два месяца я производила впечатление девушки, которую можно ставить в бой с Умой Турман.

Затем американцы сказали:

– А сейчас мы снимем видеоклип для тебя, чтобы ты в минуты сомнения видела, какой ты можешь быть.

Сняли. Получилось… Ну правда, получилось. Это невероятно. Это была не я! То, что я там увидела, вообще было не про меня. Я была готова поверить в то, что это был мой двойник. Но не я. Нет.

Это была женщина, которая тренируется всю жизнь. Яркая, владеющая боевыми искусствами, красивыми, отточенными приемами. Американцы поставили мне движения, подстроенные под мой рост, под мою пластику, под фигуру. Они мне придумали определенный стиль боя, который так и не сняли, к моему величайшему сожалению.

– Ты же не будешь кидаться на двухметровых мужиков?

Героиня должна была брать не силой. Как паук, она ныряла под врага и вылетала наверх с автоматом, в кувырке стреляла с пола. Это все не вошло в картину, но было сделано великолепно. И я перестала стесняться драки, своего неумения. Ударить ногой? Как можно?! А мне говорят:

– Спокойно. Так надо. Работай, Настя! Все так прекрасно получается! Повтори двадцать раз, мы снимем, а ты посмотришь.

И реально, сами показывали все приемы, подстраивая их под меня.

– Отрабатывай, учись. Это тебе пригодится в дальнейшей работе – это очень полезные навыки.

И правда, – теперь я могу еще хоть в двадцати боевиках сняться. Если не умру.

Фильм снимался в нескольких странах. Сначала мы месяц снимали в Париже. Понятно, все снимают Париж. И нам очень важно было обойтись без пошлого определения места назначения – без вида на Эйфелеву башню из окна. Режиссер Вадим Шмелев отовсюду ее вырезал. Лишь однажды она мелькнула в окне, не явно, так – вскользь. Все быстро – Опера, одну секунду, даже без видовой панорамы, известнейшее парижское кафе, для тех, кто понимает. Люди, окна, тротуары, подъезды. Герои тут плетут интриги, они не смотрят по сторонам, они не туристы. Я преследую врага. Мой враг – парижанин. Мы не разглядываем знаменитые архитектурные ансамбли города, мы их не замечаем. Значит, и зритель не должен фокусировать на них свое внимание.

Съемки занимали все мое время. График был жесткий. А с выходными мне страшно не везло – ну, не хотела моя судьба, чтобы я занималась чем-то еще кроме работы.

Накануне выходных я пошла в ресторан с Ларисой, художником по костюмам. Мы заказали устриц, бутылку белого вина, и как набросились на эти явства! Я их обожаю, но иногда морепродукты вызывают у меня аллергию. И вот, ночью я просыпаюсь от того, что у меня поднялась температура. Вскакиваю – перед глазами чернота, все плывет, плохо мне. Умираю. Лекарств в номере нет, дойти до телефона не могу. Так и лежала одна, не могла пошевелиться. Утром ко мне пришли, ужаснулись, принесли лекарства. Но температура не спадала. У меня еще съемки были полдня – так я всю дорогу горела, мучилась. И как назло – все шло очень медленно, время как будто остановилось. Прошло пять минут, а мне казалось, что уже промелькнул час как минимум. В итоге все запланированные выходные я проболела. И зачем я ела этих устриц? Что за «дольче Виту» я решила себе устроить? Тот парижский пир мы с Ларисой будем долго помнить.