Начало всего - [21]

Шрифт
Интервал

– О, я уже сама зарегистрировала вас обоих для участия в открытом турнире, который будет проходить в Сан-Диего через две недели, – неправильно поняла ее мисс Уэнг. – И уже арендовала школьный микроавтобус, чтобы нас всех туда отвезли. Может, кто-то хочет обсудить со мной с глазу на глаз свои… эм… особые потребности.

– Нет, – процедил я сквозь сжатые зубы. – Никаких «особых потребностей».

Фразу я произнес с таким омерзением, что Кэссиди бросила на меня сочувствующий взгляд.

– Очень этому рада, – ответила мисс Уэнг и дала каждому из нас набитый пакет. – Нужно, чтобы все эти разрешающие документы подписали либо ваши родители, либо опекуны.

– Моих родителей нет в городе, – сказала Кэссиди. – Они в Швейцарии на медицинском симпозиуме и пробудут там до конца месяца.

Я был совершенно уверен, что ее родители не уехали ни на какой симпозиум, но мисс Уэнг лишь улыбнулась и заверила Кэссиди: ее бывший тренер пришлет факсом прошлогодние документы. У нее был такой категорический тон, что мы не посмели дальше возражать.

Подавленные, мы вышли из кабинета. Стоило за нами закрыться двери, как Кэссиди развернулась ко мне, сверкая глазами.

– Что это, черт возьми, было?! Она загнала нас в угол. Я не подписывалась на участие в турнире… Она словно все заранее спланировала. Так и знала, что меня не просто так засунули на ораторское искусство! «О, больше нет свободных факультативов, – заявил мой консультант. – Свободные места остались только на ораторском искусстве и физкультуре». Ага, как же! Я им не чемпионская лошадка, с которой они могут красоваться тут и там, когда бы им того ни захотелось. Я больше не соревнуюсь, и они не имеют права заставлять меня это делать.

Я на это угукнул.

– И ты тоже на это не подписывался! – Ткнула меня пальцем в грудь Кэссиди. – Видел бы ты свое лицо, когда мисс Уэнг спросила, нет ли у тебя особых потребностей. Жаль, ты ей не вмазал за это.

– Ну да, это бы нам сильно помогло.

Кэссиди вздохнула.

– Боже, Эзра, ты ничего не понимаешь. Наши имена уже зарегистрированы. Мы или участвуем в турнире, или в турнирной таблице напротив наших имен будет написано «проигрыш».

Черт. Я ничего не знал о правилах в соревнованиях по дебатам и понятия не имел, что отказ – это практически публичное унижение.

– Эм… Кэссиди. – Я должен был признаться ей. – Помнишь тот список в наш первый урок ораторского искусства? Ты тогда еще посмеялась надо мной.

– И?

– Я вписал туда твое имя. В шутку.

– ЧТО?

– Ну я же не знал! – поспешно добавил я. – Ты на уроке испанского выкинула дурацкий номер, а потом Тоби вписал мое имя, поэтому я подумал…

– И что же ты подумал? – ледяным тоном спросила Кэссиди. – Что это будет забавно?

– Ну… наверное. Я же не знал, что дебаты вызывают у тебя такое отторжение. Не знал, что ты перестала участвовать в соревнованиях.

Я повесил голову, ожидая, что Кэссиди рассмеется или скажет: ничего страшного. Не дождался.

– Верно, – с жаром выпалила она. – Я перестала участвовать в соревнованиях по дебатам. Так же, как ты перестал участвовать в соревнованиях по теннису. Но знаешь что? Я понимаю, почему ты не хочешь об этом говорить. Да, я не хромаю тут вокруг с долбаной тростью, но это не означает, что я должна объяснять людям, которых знаю всего пять секунд, почему бросила соревноваться. А тебе, видишь ли, забавно было вписать мое имя. Пошел ты, Фолкнер, далеко и надолго!

В ее глазах читалось отвращение, когда она яростно протопала мимо меня. Я ее не винил. На душе было гадко. Хотелось пойти к мисс Уэнг и все ей объяснить. Но тут прозвенел звонок, и если бы я задержался, то опоздал бы на урок испанского.

11

В ПЯТНИЧНЫЙ ВЕЧЕР мне казалось, что выходные пройдут паршиво. Из школы я сразу вернулся домой и весь остаток дня провел за заучиванием ключевых терминов к уроку тренера Энтони, время от времени переключаясь на игру «Зомбячный бог гитары». В общем, всячески отвлекал себя от мыслей о том, как подвел Кэссиди. К сожалению, не помогало.

Хуже того, мама постоянно поднималась проверить, как я, и стояла за дверью, прислушиваясь. Купер, свернувшийся на банном халате в изножье кровати, приподнимался, смотрел на дверь и со вздохом ложился обратно.

«Пятничный вечер, старина, – казалось, говорили его глаза. – Там, за дверью, тебя ждет целый мир».

Купер был прав. Может, мне все-таки стоило пойти на пивную вечеринку Джимми? Мысль об этом мелькнула и пропала. Я быстро вспомнил, чем закончилась моя последняя вечеринка с друзьями. Мне этого хватило с лихвой. А потом на экране компьютера мигнула иконка «Скайпа». Писал Тоби. Спрашивал, не хочу ли я зайти к нему.

Я скинул пижаму, оделся, схватил ключи и чуть не вдарил дверью маме по лицу.

– Ой, ты еще не лег?

– Всего девять вечера. Я гулять.

– Куда? – спросила она. – Мне нужно знать, куда ты идешь!

– Зачем? – Любопытно, когда это у нас в доме появилось новое правило?

Мама обдумывала мой вопрос секунд десять, не меньше.

– Слушай, я иду к Тоби, – смягчился я. – Мобильный со мной, и мы не собираемся нюхать клей.

– Эзра! – потрясенно воскликнула она. – Не груби. Я имею полное право волноваться.

– Знаю, – устало отозвался я. – Ты мне постоянно об этом напоминаешь.


Рекомендуем почитать
Не ум.ru

Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!


Сухих соцветий горький аромат

Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии, вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.


Сидеть

Введите сюда краткую аннотацию.


Спектр эмоций

Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.


Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.


Сердце волка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.