Начало великих свершений - [68]

Вот с такими мыслями я лечу на бомбардировщике. В Англии еще идут бои, некоторые части англичан пока сопротивляются, но это жалкие попытки, не идущие ни в какое сравнение с тем, что сейчас творится в Турции и на дальнем юге. Турецкие аскеры отчаянно дерутся в районе Анкары, иногда даже переходя в наступление, а арабские и иудейские фанатики упорно обороняются в Палестине и Сирии. На дальнем юге, в джунглях Индокитая остатки японских частей вместе с австралийцами и особо упрямыми китайцами яростно сражаются с нашими наступающими войсками, которые кроме врагов вынуждены бороться еще и с отвратительным климатом тех жутких мест. Так что я не чувствую себя дезертиром, покидающим поле боя ради спокойной жизни в тылу…

Аэродром, на котором мы приземляемся, находится километрах в десяти от Константинополя, и до него мне предстоит добираться на автомобиле. Несмотря на новые ощущения и не слишком удобную позу, мы с Танкистом успеваем задремать в полете. Правда, нам еще повезло, что наш полет происходил на Ме-264, с его просторной кабиной, в которой отыскалось местечко и для нас. На каком-нибудь другом бомбардировщике нас вполне мог ожидать увлекательный перелет в бомбоотсеке. Так что мы еще хорошо устроились.

На прощание летуны поят нас кофе и концентрированным молоком соответственно, и мы, пожелав им удачи и вежливо мурлыкнув соответственно, отправляемся в путь. Нам навстречу движутся тяжело навьюченные верблюды. Водитель поясняет, что эти монгольские подарки здесь куда более распространены, чем автомобили. Снабжение горючим еще не на высоте, а этим кораблям пустыни все нипочем…

Летом Константинополь очень красив. Я никогда еще не был в этом историческом городе, уже, кстати, переименованном в Царьград, и с любопытством верчу головой направо и налево. Вообще люди – гораздо любопытнее кошек. Вон Танкист – тоже здесь впервые, но никак не проявляет своего интереса. А посмотреть есть на что: у Святой Софии уже взорвали уродливые минареты, и теперь над ее наново вызолоченным куполом сияет в голубой синеве неба животворящий крест. Город, очищенный от иудейской и мусульманской мрази, сверкает своей первозданной красотой. С такого расстояния он похож на сахарный дворец, который горит нестерпимым блеском в лучах яркого солнца. От любования этой картиной меня отрывает оклик:

– Эй, брат, слюшай, будь другом, падвезы до Царьграда!

У окликающего сильный кавказский акцент. Любопытство заставляет меня приказать водителю сдать назад и прихватить незнакомца. Вообще-то, меня предупреждали насчет диверсантов, но я мало чего боюсь. Я вооружен, у водителя – ППД, так что случись беда – отпор дать сможем.

Оборачиваюсь. К нашему "кюбельвагену" торопится человек в военной форме навьюченный похлеще верблюда. Огромный чемодан, здоровенный вещмешок, пара бочонков, несколько глиняных фляг… Не доходя метров пяти до автомобиля, ему, наконец, удается разглядеть мои знаки различия. Судя по виду этого молодого кавказца с капитанским погонами, он уже сам не рад, что остановил машину со старшим офицером. Но всем известная кавказская гордость берет свое, и он строевым шагом подходит к машине:

– Разрешите доложить: капитан Айрапетян. Следую в Царьград к новому месту службы! – рубит он и "ест глазами" начальство, то бишь меня.

Теперь понятно, почему он обратился ко мне столь фамильярно. У него петлицы и просветы горного стрелка, а издали они и в самом деле схожи с танковыми. Он молод, но на груди уже теплая компания из "Георгия" и "Николая". Выше пристроился корсомольский значок. Медали за "Первый Кавказ", за "Первую Турцию", за взятие Бухареста и потемневшая "Отвага", видимо его самая первая боевая награда.

– Полковник Соколов. Садись, соратник, нечего так тянуться. – Я сдвигаю в сторону свои вещи. – Вот этого рыжего героя двигай и присаживайся. Не знал, что здесь и горнострелки стоят…

– Нэдавно, – он осторожно присаживается и робко гладит Танкиста. – Ми суда тры дна как прибылы. Толко я па дарогэ к родственныкам заехал. Атэц сказал – я заехал.

– Не думал, что в Турции еще остались армяне.

– Они нэ осталис – он улыбается широкой, хорошей улыбкой, – они приехалы! Тетя моя, с мужем и сэмьей. Вот ездил, смотрел, чтобы им харощий дом далы.

– Ну, тогда понятно, чего мой Танкист возле твоего мешка трется, – смеюсь я. – Небось, харчи домашние везешь?

– Ва! – он хлопает себя по бедрам. – Савсем глюпый стал! Гаспадын полковник, может, Ви кушать хотите? Сейчас… – он начинает развязывать мешок.

Я еле-еле успеваю его остановить. Кавказские щедрость и гостеприимство тоже славятся по всему миру…

До города я добираюсь под непрерывный и бесконечный рассказ капитана о самых разнообразных вещах, людях и событиях. Он щедро делится со мной бесценной информацией о своих многочисленных родственниках, еще более многочисленных друзьях и знакомых, и к концу нашей поездки я уже твердо уверен: мой попутчик – родственник половине армян, а вторая половина – его близкие приятели. Я уже не в первый раз сталкиваюсь с необыкновенной взаимосвязанностью всех кавказцев. В академии вместе со мной учились штабс-капитан Баграмян и капитан Багдасарян. Так вот они точно так же рассказывали о Кавказе и своих родственниках. Кстати, то же и у казаков, которые в родстве с доброй половиной своих земляков, а другой половине – сваты, кумовья, сослуживцы и закадычные приятели.