Начало пути - [2]

Шипенье чайника на плите. Скоро забурлит вода, задребезжит крышка. Можно ставить на стол чашки, еще дремлющие в шкафу. Этот кухонный гарнитур они купили на те деньги, что им подарили на свадьбу. Как давно это было. Они сидели здесь вдвоем с Сашей. Потом появился Даня, их сын. Все было вчера, и так давно. Сашка часто засиживался за рабочим столом в их комнате. И те минуты, что они проводили на кухне, она вспоминала с тоской. Они строили планы на будущее. Так бывает в каждой семье. Но пришла неизвестность, разрушила жизнь. Мария встряхнула головой, не стоит возвращаться в прошлое. У нее есть сын, ее будущее. Вода в чайнике забурлила. Можно заварить чай. Проснется ее Даня.

Данька проснулся. Вздрогнули пушистые, как у девчонки, ресницы, открывая большие темные глаза. Они с детским удивлением смотрят на мир. В таких глазах тонут, словно в омуте.

Темные шелковистые волосы на голове взъерошены. Тонкие прямые губы чуть улыбаются. В комнате уже светло. Ночная тьма рассеялась. Он дотянулся рукой до выключателя настольной лампы. Небольшая ладонь, тонкие пальцы музыканта. Погасил бесполезный сейчас свет. Бросил взгляд на плюшевого мишку, сидящего на тумбочке возле кровати. Игрушка застыла, глядя на молодого хозяина лукавыми глазками. Косолапый пристроился рядом с настольной лампой. Эту игрушку подарил Даньке отец. По крайней мере, так говорила ему мать. Сам Данька отца не помнит. Порой ему кажется, что он что-то припоминает. А может, ему это только приснилось. Он совсем маленький сидит на диване, рядом отец. Большой и сильный мужчина держит на коленях книжку, раскрыл ее и читает сыну сказку. Он, Даня, сидит рядом, держит в руках плюшевого медведя. Отец обнял Даньку за плечо. Даня сидит, подняв взгляд на этого большого мужчину, и пытается разглядеть лицо. Но ничего не получается. Лица он не помнит. И на фото ни разу не видел. Только сон, что растаял, и легкая грусть в сердце.

Жизнь у Дани отличная. Не хуже других. Пусть у кого-то и лучше. Вот у его друга, у

Максима, есть и мать и отец. Или у парнишки из соседнего подъезда. Его родители в разводе. Он живет с матерью, а отец приходит к нему в выходные. Вот бы и у него был отец, хотя бы отец выходного дня. Данька отбросил эти мысли, сел на постель. Поставил ноги на потертый ковер. Потом отодвинул их от кровати, славно опасаясь, что там под ней все еще прячется тьма. И она может ухватить его за ногу и унести в свое жуткое царство. Даня встал, оделся и пошел в ванную умыться. Умылся и сразу же на кухню, где ждет мать. Он остановился на пороге. Оперся рукой на дверной косяк и произнес:

— Ма, я проснулся, — улыбается.

Мать обернулась, посмотрела на сына. Да, никаких фотографий не нужно. Вот он, ее сын, такой же, как отец. И та же улыбка и поза.

— Ой, Дань, какой же ты у меня худой, — сказала она. — Вытянулся. И брюки такие короткие.

Ничего. Сегодня зарплату должны дать. А в выходные поедем и купим тебе новые брюки.

Темная ароматная струйка заварки текла в чашки. Мария поставила чайник на стол. Села. Какой у нее славный мальчик растет. Данька выдвинул табуретку и сел напротив матери. Положил ложечку сахара в чай. Недовольно поморщился: не любил ходить по магазинам.

— Мама, зачем они мне? Ты лучше себе что-нибудь купи, — наряды и всякие тряпки — не самое главное для мужчины, полагал Данька.

— Мне-то зачем? У меня все есть. А тебе в школу. Разве можно в таких. Да, кстати, с первым днем каникул тебя.

— Спасибо. — Данька отпил глоток чая, посмотрел на часы с кукушкой висевшие на стене. Семь тридцать утра.

Планов на каникулы не было. Не плохо ничего не планировать, никуда не спешить. Затеряться на просторах времени. Посидеть на берегу его неторопливых вод.

Мать открыла холодильник, достала масло и банку шпротного паштета. Мазала на ломтики батона масло, паштет. Положила их на нарядное блюдо с узорными краями. Чай разлит в розовые чашки. У них специальный чайный сервиз. Мария Петровна любила красивую посуду. Только один столовый сервиз из шкафа в комнате никогда не выставлялся на стол. Мать бережно доставала его, мыла, тщательно протирала и возвращала на место. Данька не решался спросить ее, отчего она так поступает. Догадывался — память об отце. Она работала в музее научным сотрудником. Зарплата маленькая, но она как-то справлялась, растягивая деньги от зарплаты до зарплаты.

Мария посмотрела на часы с кукушкой, неугомонная птица скоро выскочит из своего убежища и возвестит: хозяйка, пора на работу. Грустно улыбнулась. Вспомнила, Саша принес их откуда-то. Старые и безжизненные. Упрямо ковырялся в механизме, пока они не пошли.

Торжественно повесил на стену. Под их ровное тиканье в то вечер они пили чай и ждали, когда кукушка в их доме прокричит первый раз. Его нет, а дверцы на часах открываются, и птица кричит в пустоту кухни. Так кричит сердце Марии, рвется из груди: Саша!

Они попили чая. Мать встала:

— Сынок, я на работу. Ты посуду помоешь? — Вопрос, который она задает каждое утро.

— Хорошо, мам. Конечно, помою. — С этим он справится быстро.

Мария Петрова подошла к трюмо в коридоре, еще раз провела расческой по волосам. И вот за ней закрылась входная дверь. Данька встал, помыл чашки, обтер их кухонным полотенцем. Поставил в шкаф. Протер тряпкой стол. О, еще большой кухонный нож. Надо и его убрать. Он взял его, зажал рукоятку в правой руке. Расставил широко ноги. Одна нога чуть вперед, другая — сзади.