Начало одной жизни - [17]

Вечером я сидел у котла, точно такого же, какой вмазан в печку нашей деревенской бани, здесь в нем варилась пища для зверей.

Из-под крыши цирка раздалась музыка. Я бросил свой котел и побежал в коридор. По конюшне бегали люди в голубых костюмах, расшитых золотыми шнурами. Я заглянул за занавес и увидел, что площадка, или, как здесь говорили, манеж, была покрыта мягким цветастым ковром и освещена сверху яркими лампами. На ковре прыгал такой смешной человек, что, глядя на него, я от смеха чуть не надорвал живот. На этом человеке были надеты короткие штанишки с лямками, в точности как у нашего Митрошки. Полосатые чулки, как у тети Матрены, на шее воротничок с бантом, но он был совсем без рубашки. А на ногах у него такие здоровенные калоши, что он их еле таскал. Походит, походит, а потом как сиганет вверх, перевернется на лету и опять станет в калоши. Затем... он вышел из своих калош и скомандовал им:

- Кру-гом!

И правда, они, как солдаты, повернулись кругом.

- Шагом марш!

Калоши поплыли к выходу. А человек, визжа, как поросенок, побежал за ними. Когда он выбежал за занавес, то столкнулся со мной.

- Ты бы не мешался здесь, - сказал он мне. - Вон туда иди и смотри сколько угодно, - указал он на лестницу.

Я послушался его. Когда взобрался на площадку лестницы, то на манеже стояли уже козлы с натянутой между ними проволокой, на этой проволоке танцевали две девушки в серебряных платьях. Я смотрел на них как зачарованный. "Неужели они по-всамделишному танцуют на проволоке? - думал я. - И как не упадут оттуда?"

За девушками снова на манеж выскочил смешной человек с двумя собачками, которые под маленькую пискливую гармошку плясали трепака, а за смешным человеком - знакомые мне прыгуны.

Трудно рассказать, что делали они. Будто вихрь, носились по манежу, и крутились, и летали по воздуху, а черноусый большой дядька даже подмигнул мне,

Я ВЫХОЖУ НА АРЕНУ

Давно уже в цирке потушили огни, по домам разошлась публика, а я все глядел на затемненный манеж и думал:

"Неужто все, что я сейчас видел здесь, было правдой?"

Цирковое представление мне показалось сказочным видением.

Со стороны кулис появилась темная фигура. Она дошла до середины манежа и окликнула меня. Это был дрессировщик Строганов.

- Ты что тут сидишь? - сказал он. - Пора спать.

Строганов по ступенькам поднялся ко мне в амфитеатр, сел рядом со мной.

- А я уж думал, ты сбежал от нас.

- Нет, теперь уж не хочу уходить, - ответил я.

- Тебе понравился цирк?

- Да, только, наверное, мне ни за что не научиться так выступать.

- Почему?

- Ого, тут вон какие все верткие.

- Ничего, поучишься - и ты будешь верткий. - Строганов закурил папироску и ласково притянул меня к себе. - Давай-ка, Ванюша, мы с тобой познакомимся поближе. Расскажи мне подробней, как ты до этого жил, а то неудобно так: будем вместе жить и ничего друг о друге не знаем.

Прижавшись к нему, я стал рассказывать, как жил у дедушки, у тети Домны, и даже рассказал, как мы с Оленкой писали письмо.

- Да, ты свою жизнь начал не лучше меня, - сказал Строганов, когда я кончил. - Я ведь, Ванюша, тоже рос сиротой. Когда мне минуло восемь лет, на заводе машиной убило отца, а через год мать заболела чахоткой. Немало моей матерью пролито слез. Она все мечтала отдать меня в школу, а вместо этого мне пришлось идти по миру...

Жили мы в рабочем поселке, недалеко от большого города. По ярмарочным дням и церковным праздникам в этом поселке устраивались балаганные представления.

Приезжали фокусники, факиры, акробаты и наездники.

Мать, предчувствуя свою кончину, привела меня в один из балаганов, надеясь, что в балагане работа легкая и артисты всегда живут весело и хорошо.

Хозяину балагана я понравился, и он меня взял.

Я распрощался с матерью и больше ее уже никогда не видел. Балаган вскоре перекочевал на другое место, а мать, говорят, через несколько недель умерла.

Вначале я выступал только на раусе, то есть на площадке перед балаганом, вместе с клоуном "Петрушкой" и дедом-зазывалой, который выходил к публике в обыкновенном мужицком армяке. Стараясь перекрыть многоголосый базарный шум, мы кричали:

Пожалуйте к нам в театр, господа!

Остальное - ерунда.

Пять копеек за вход

Небольшой расход.

Кто в наш театр не пойдет

Тот в рай не попадет.

Потом меня научили делать кульбиты, стойку на руках, подтягиваться на кольцах. А через некоторое время я уже работал на трапеции, выполнял несложные трюки: делал лягушку, висел на носках и так далее.

У хозяина было два балагана. Один, в который попал я, назывался театром, он кочевал по небольшим рабочим поселкам, а другой - цирк. Он ездил по более крупным населенным пунктам.

Когда я немного научился работать на трапеции, меня перевели в цирк, - продолжал рассказывать Строганов. - Цирковая жизнь только на первый взгляд кажется легкой и веселой. В этом, конечно, мать заблуждалась.

Представления в балаганах начинались с обеда и продолжались без перерыва до самого вечера.

Помимо выступлений, я еще собирал гривенники.

Гривенники публика давала неохотно. Приходилось вставать перед зрителями; когда надоедала торчащая фигура, в тарелку бросали монеты. Для меня это был самый мучительный "номер".