– Нет… если бы ты, Юджио, работал один, ты бы сделал гораздо больше. Прости, я хотел тебе помочь, а получилось, что только мешал… – смущенно заизвинялся я, но Юджио лишь улыбнулся и покачал головой.
– Я ведь уже сказал, что на это дерево всей моей жизни не хватит? К тому же половина того, что мы сегодня нарубили, за ночь зарастет обратно… А, кстати, я хочу тебе показать кое-что интересное. Правда, слишком часто его открывать не полагается.
С этими словами Юджио подошел к гигантскому дереву и вытянул левую руку. Изобразив двумя пальцами символы, он тюкнул по черной коре.
Ну да, у этого дерева тоже есть прочность. Я подбежал к Юджио. С колокольчиковым звоном выплыло окно состояния – то есть «Окно Стейсии». Мы вместе с Юджио заглянули в него.
– Уэ… – вырвался у меня короткий стон. Число в окне было каким-то совершенно абсурдным, что-то в районе 232 тысяч.
– Хмм, на полсотни меньше, чем когда я смотрел месяц назад… – устало произнес Юджио. – Понимаешь, Кирито… я могу целый год молотить по Кедру Гигасу, а его Жизнь уменьшится сотен на шесть. Когда я оставлю топор, здесь все равно останется еще больше двухсот тысяч. Теперь ты видишь… полдня чуть медленнее работать – просто ерунда. Все же мой соперник – не какое-то там дерево, а «Гигантский Кедр Гигас».
Лишь тут я понял, что это за «Кеда Ргигас» такой. Сочетание латыни и английского языка. Первое слово не «Кеда», а «Кедр». «Кедр Гигас», гигантский кедр.
То есть для этого парня, который передо мной стоит, японский язык родной, а на английском и других языках звучит нечто вроде заклинаний, «священные слова». Тогда он, может, даже не осознает, что говорит на японском. Язык Подмирья… нет, язык Империи Норлангарта? Но минуточку – он называл хлеб «паном». Это, кажется, не английское слово… португальское, что ли? Или испанское?
Эти обрывочные мысли носились у меня в голове; тем временем (я и не заметил) Юджио кончил собираться.
– Кирито, прости, что заставил ждать. Пошли в деревню.
И мы отправились в деревню. Юджио с «Топором из кости дракона» на плече и пустой флягой в руке весело болтал о том о сем. О своем предшественнике, старике по имени Гаритта, настоящем мастере в обращении с топором; о том, что он, Юджио, малость недоволен, что его сверстники в деревне считают его Священный Долг легким. Я как-то реагировал на его рассказы, но мысли мои вертелись вокруг совершенно другого.
Какова цель этого мира? И как он управляется?
Если он нужен для отработки технологии Мнемовизуала, то тут уже совершенствоваться некуда. Поскольку я даже слишком хорошо чувствую, что этот мир неотличим от настоящего.
Если думать о внутреннем времени здешнего мира – уже смоделировано как минимум триста лет; кошмар заключается в том, что это громадное дерево, Кедр Гигас, проживет еще около тысячелетия – судя по тому, какой ущерб Юджио способен нанести его прочности.
Я не знаю, каков на самом деле верхний предел ускорения Пульсвета, но в худшем случае человек, ныряющий в этот мир с заблокированной памятью, может провести здесь всю жизнь. Конечно, никакой угрозы его реальным мышцам не будет, а поскольку все воспоминания останутся заблокированы до конца погружения, человек, проснувшись, будет чувствовать просто, что он «видел длинный сон», – однако что произойдет с душой, с Пульсветом, пережившим этот сон? Совокупность квантов света, которая есть человеческое сознание, – разве у нее самой нет какой-то определенной продолжительности жизни?
Как ни рассуждай – то, что делают с этим миром, выглядит каким-то чрезмерным, неразумным, необдуманным.
Раз они идут навстречу всем опасностям – значит, у них есть какая-то цель. Какая же? Синон сказала в «Кафе-кости»: чтобы просто создать реалистичное виртуальное пространство, вполне достаточно Амусферы. Должно быть «нечто», что достижимо, лишь если провести бесконечное время в виртуальном мире, по реалистичности соперничающем с настоящим…
Идя по узкой тропе, я вдруг поднял голову; между деревьями впереди я увидел оранжевое закатное небо. У самого края леса возле тропы была полянка, а на ней – хибарка, смахивающая на сарай для хранения всякой всячины. Юджио подошел к ней и небрежным движением открыл дверь. Я заглянул внутрь из-за его спины; там было несколько обычных железных топоров, небольшой режущий инструмент, напоминающий мачете, всякие веревки-корзинки и длинный кожаный сверток, содержимое которого осталось для меня загадкой.
Юджио положил в общую кучу «Топор из кости дракона», вышел и захлопнул дверь. Потом повернулся и пошел обратно к тропинке; тут я спросил:
– Ээ, а дверь разве не надо запереть? Это ведь очень ценный топор, да?
Глаза Юджио удивленно округлились.
– Запереть дверь? А зачем?
– Ну… чтобы его не забрали…
Лишь произнеся эти слова, я понял. Воров просто не существовало. Потому что в этом их «Индексе Запретов», о котором Юджио говорил, наверняка написано, что воровать запрещено. Юджио серьезно взглянул на меня, оборвавшего фразу посередине, и дал ответ, которого я уже ожидал:
– Такого не может произойти. Потому что только я один открываю этот сарай.
Я закивал, но тут же в голове у меня родился следующий вопрос.
