Начальник острова Врангеля - [44]

Красинский, наверное, умеет. Северо-восток страны стал частью его судьбы, и он стремится попасть туда при первой возможности. Всегда это связано с делом государственной важности.

Сначала — поход на «Красном Октябре» в 1924 году. Экипаж корабля освободил остров Врангеля от посланцев Стефансона.

Потом — заселение Земли Врангеля.

Теперь — сразу три важных дела.

Полеты на гидропланах там, где до сих пор на самолетах не летали. Авиационное, что ли, освоение северных территорий. Это раз.

Помощь первому в истории плаванию грузового судна из Владивостока в устье реки Лена. Эта два.

Попытка установить авиасвязь с островом Врангеля, с Ушаковым. Это три.

Авиационной экспедицией из двух самолетов руководит Красинский. Судно — пароход «Колыма» — ведет к реке Лене капитан Миловзоров. Так что работа у них общая. Вот только на остров Врангеля Миловзорову не попасть, нельзя покидать пароход.

— А почему нет Кальвицы? — спрашивает Миловзоров. — Того летчика, который был с нами на острове Врангеля? Ведь он уже знает Север.

— Так… Не получилось, — неопределенно отвечает Красинский. Не станет же он рассказывать капитану, что с Кальвицей они рассорились.

Дело в том, Красинский сам не ведет самолет, но считает своим правом указывать летчику, что и как нужно делать. Не каждому это нравится, Кальвица, во всяком случае, отказался летать с Георгием Давидовичем. Вот и пришлось подбирать других пилотов, более покладистых. Пусть не знают они Арктики — зато послушно исполняют приказы.

Пароход ушел из Владивостока в конце июня. Он побывал в Японии, в Петропавловске-на-Камчатке, миновал мыс Дежнева и четырнадцатого июля добрался до мыса Северного. Путь дальше был закрыт льдами. Но, окажись впереди чистая вода, «Колыма» все равно задержалась бы здесь. От мыса Северного недалеко до острова Врангеля. Тут удобное место для стоянки судна, можно защититься от движущихся льдов. И здесь же чукотское поселение, фактория.

К полудню «Колыма» встала на якорь. Капитан Миловзоров исхитрился и «зацепил» проплывавшую под бортом большую льдину. У нее была ровная поверхность.

— Вот вам аэродром. Спокойно соберете свои самолеты. Потом опустите их на воду.

— Слов нет, — развел руками Красинский. — Мастерство на грани искусства.

— Не будем об этом. Я вам вот что скажу: каждый кулик, конечно, свое болото хвалит. Я моряк, мне на судне в Арктике спокойней. Почему к Ушакову решили послать самолеты, а не морскую экспедицию? Вы извините, но ваши птички не вызывают у меня большого доверия. Кажется, нажми рукой — и сломаются.

— О, Павел Григорьевич, вы ошибаетесь. У авиации на Севере великое будущее. Скажите, далеко ли вам видно с вашего капитанского мостика?

— Кое-что вижу, — обиженно ответил Миловзоров, — Сколько рейсов, и все без серьезных происшествий.

— Вы не обижайтесь, пожалуйста. Я верю в ваш талант капитана. Но как далеко можно увидеть с мостика? Километров на десять, пятнадцать? Разве вам не хотелось бы видеть дальше? Знать: сплошные впереди льды или разреженные? Где чистая вода, полыньи?

— Конечно, хотелось бы.

— Вот мы пойдем с вами дальше, к устью Лены. Встретятся нам льды. Поднимем в воздух самолет. С высоты в тысячу метров я увижу километров на восемьдесят вперед. За полчаса полета узнаю обстановку в пределах ста сорока километров. А если поднимусь еще выше?

— Куда уж выше, — все еще хмурился капитан.

— Серьезно. Вы сами убедитесь. Самолеты станут вашими глазами, помогут принять верное решение — куда плыть. Вы — капитан, последнее слово за вами. Но его будет легче произнести, это последнее слово.

Миловзоров ответил не сразу.

— И все же, думаю, куда надежнее было бы послать к острову Врангеля судно. Я весь этот год вспоминаю Ушакова, эскимосов. Ведь отрезаны ото всех люди. Вдруг что-то случилось?

— Я верю в Георгия Алексеевича.

— И я верю. А на сердце все равно неспокойно.

К вечеру самолеты на льдине собраны. Один из них взлетел — в короткий пробный полет. Чукчи остолбенели от изумления. Они видели птиц, плавали на байдарах. Но чтобы байдара летала? Чтобы так быстро? И, не маша крыльями, пронеслась над головами? Чукчи никак не могли прийти в себя.

— Так рождаются сказки о летающих байдарах, — сказал Миловзоров, наблюдая за взволнованными чукчами.

— Ничего, привыкнут. Скоро сами полетят в самолете, — Красинский был в этом уверен. — Сначала пассажирами, потом — за штурвалом.

— А не торопите вы события?

— У нашего века большие скорости. Всего семь лет назад я летел на самолете из Германии, и приземлились мы неподалеку от деревни Тыщи. Это в ста километрах от Смоленска. Деревенские приняли нас за чертей. Чего ж удивляться, что так сильно поражены чукчи, впервые увидевшие полет самолета? Иначе и не могло быть. Удивляться придется другому: через несколько лет эти самые чукчи освоят моторы для вельботов, познакомятся с электричеством, научатся писать и читать, полетят на аэроплане.

— Вы безнадежно «больны», — махнул рукой Миловзоров. — И «болеете» не только Севером, но и авиацией. Не разберусь, что перевешивает? Чему отдаете предпочтение?

— Одно помогает другому, Павел Григорьевич. А теперь… Что передать Ушакову?