И тут же увидел, что адская машина в исправности.
Павлик всхлипнул но вспомнил, как комиссар Шкловер говорил о смерти.
Нет ничего лучше, чем погибнуть за Революцию, так говорил Исай Шкловер. Вспомнил Павлик комиссарские слова и, сделав над собой усилие, постарался навсегда забыть чёрные глаза туркестанских девок и плоскую, как стол, родную украинскую степь.
Он снял с полки серник и, чиркнув, запалил шнур.
Машина была готова к действию. Стрелки дрожали на правильных, указанных теорией, делениях. Лебедев проверял напряжение, заглядывал в колбы, где грелись волоски металлических нитей, но - медлил.
Начальник Контрабанды и Начальник Таможни сидели рядом.
Они стали равны друг другу - отражения соединились.
Васнецов отстегнул протезы и думал о своём умершем сыне, глядя в выгоревшее белёсое небо. Он вспоминал его детские волосы, что перебирал ветер с моря.
И Васнецов думал о том, что скоро увидит сына.
Абдулхан глядел вдаль, покусывая кончик незажжённой сигары, чувствуя на шее дыхание невидимой Сашеньки. Её кровь засохла на френче между лопаток Абдулхана, превратилась в коросту, и ему казалось, что это любимая женщина положила ему ладонь на спину. И он тоже думал о скорой встрече.
Аллах прав, это будет последний рейс, сказал себе Абдулхан.
- Всё, - крикнул Лебедев, сорвавшись на фальцет. - Включаю! С Богом!..
Ухов увидел, как вместо баркаса по поверхности воды плывёт огромный шар, сверкающий на солнце.
Ухова не отбросило взрывной волной, а потянуло туда, к воде. Его тело покатилось через кустики колючек, но в последний момент Ухов успел схватиться за уздечку убитого коня, но крепко ударился головой о седло.
Когда он поднял голову из-за крупа, то увидел, что баркас исчез, а часть моря, где он стоял - замёрзла. Он ничего не мог понять, кто он и где он. В голове звенело, и память возвращалась медленно. Но это возвращение было неотвратимо. Можно надеяться, думал Ухов, что когда пройдёт контузия, то вспомнится всё.
Лёд играл гранями кристаллов, в точности повторяя форму волн.
Ухов ступил на него, вспоминая Волгу и своё детство, крик дядьки, утонувшего в ледоход. Всё вокруг потрескивало, шуршало - это лёд начал таять на жарком солнце.
Баркаса не было, не было никого.
«Интересно, где они? - подумал Ухов. - То ли динамитная сила стёрла их в пыль, то ли они в своём прошлом. Одно ясно - Революция на месте, и Красная Армия тоже при ней».
Он вернулся с неверного льда и сел на песок. Табак кончился.
Он ещё раз обшарил карманы. Табак остался только на стене таможни, в строках, щедро усыпанных «ятями» и «ерами» - «Допускаются беспошлинно начатые: пачка нюхательнаго и картуз курительнаго табаку, а сигар - не более одной сотни на каждое лицо».
И в этот момент на дюне появился, блестя очками, красный герой Рахмонов. Ржали в отдалении кони его отряда, звенела сбруя.
- Эй, как тебя, где они?
- Взорвались, - ответил специальный человек Ухов. - Все взорвались. И этот, с таможни - как его… Фамилия, как у художника…
- А, Васнецов. Васнецова жалко, хороший был человек, хоть и офицер. А ты тот самый товарищ, которого нам прислал товарищ Ибрагимбеков? Тебя как зовут, я забыл?
Человек в выгоревшей гимнастёрке почесал за ухом и сказал:
- А зовут меня Ухов Фёдор Иванович. Вот так, товарищ Рахмонов.
This file was created
with BookDesigner program
17.11.2008
