Набор фамильной жести - [42]

– П-посетителям долго тут задерживаться нельзя, у меня с этим строго. П-порядок есть п-порядок… – Он даже погрозил Паше пальцем, не сразу сумев расцепить руки. – Короче, встретитесь с вашей Алн… Ангелиной, я распоряжусь, и домой. Домой, я сказал!

Ситуация стала явно выходить из-под контроля, и Паша, больше не думая о судьбе подноса, заковыляла к двери. Хозяин комнаты завозился и тоже поднялся, судя по всему собираясь идти за ней следом. Только этого и не хватало! И что уж было совсем плохо, так это то, что дядька являлся ее хоть и временным, но соседом. Паша со всей возможной в ее состоянии скоростью вышла в коридор, в панике соображая, куда следует идти. Нет, только не к себе в комнату, не надо сразу наводить соседа на след. И тут она почти с облегчением увидела перед собой мадам Баттерфляй.

Тюрбан из газового шарфа исчез, теперь на голове сестры-хозяйки аккуратными грядочками лежали черные как смоль завитки, отчего она немного походила на негритянку. Может, Римма Григорьевна в свободное от работы время исполняет соул? Паша почти с усилием отогнала от себя нелепую мысль, тем более что на челе мадам отразились отнюдь не дружественные чувства.

– Что это вы здесь делаете? Вы почему везде ходите? В палате нужно сидеть. У нас тут просто так ходить не рекомендуется, – в ее тоне слышалась явная угроза.

Паша оглянулась и увидела, что ее невольный сообщник тоже чувствует себя не в своей тарелке. Он стоял, чуть пригнувшись и держась рукой за ручку двери, а на лице блуждала пьяная заискивающая ухмылка. И все равно этот тип ей кого-то напоминал, причем настолько, что Паша даже отчего-то почувствовала себя оскорбленной.

– Мне нужны мои вещи: одежда и рюкзак, – сказала Паша тем тверже, чем неувереннее себя чувствовала. Она вдруг подумала, что с этим все обстоит не так просто. И действительно, мадам свысока взглянула на нее и собрала плохо накрашенные губы в трубочку: «Ваши вещи…»

Честное слово, в ее темных глазах снова промелькнула злорадная усмешка, когда она сообщила, что вещи находятся в ужасном состоянии и вряд ли их можно будет привести в полный порядок. «Не надо было валяться в грязи, как свинья, – читалось на ее откормленной физиономии. – Но Шура постарается…»

Паша усомнилась в том, что некий Шура действительно станет стараться, но сию секунду больше об этом говорить и думать не хотелось. А мадам подняла одну бровь и повела ею в сторону пациента, то есть то ли нетрезвого, то ли обкормленного лекарствами дядьки. И он вдруг обрел чувство равновесия, почти бесшумно попятился и так же тихо прикрыл за собой дверь. Да, это был образчик изумительной дрессировки.

Римма Григорьевна кивнула Паше, и они в полном молчании двинулись по коридору, мадам впереди, а она чуть сзади. Собственно, далеко идти не пришлось, только до последней, третьей двери. Сестра-хозяйка достала из недр своего халата связку ключей и быстро отыскала нужный. У нее были толстые пальцы с длинными широкими ногтями, покрытыми облупившимся лаком, Паша отвела взгляд.

Небольшая темная комнатка оказалась чем-то вроде подсобки: на деревянных стеллажах стопками лежали унылые байковые одеяла, тощие подушки и прочее профилакторное хозяйство. Пашин рюкзачок, сиротливо лежавший на полу у двери, смотрелся здесь чужеродным предметом – грязный бродяжка зашел в дом к добропорядочным гражданам и испуганно жмется у порога.

– Вот, только еще не обсох. – Баттерфляй презрительно кивнула на рюкзак, будто Паша могла его не заметить. – Шура его протерла немного, но вряд ли это поможет. На нем было столько грязи… И вещи еще не высохли, Шура их в котельной повесила.

Не глядя на сестру-хозяйку, Паша взяла рюкзачок и пошла в свою «палату». Да, она сейчас даже этот каземат готова была считать своим, лишь бы не находиться рядом с самодовольно презрительной тетенькой.

Как ни крути, но то, что рюкзак мокрый – это было слишком слабо сказано. Может быть, Шура, как оказалось, женского пола, искупала его в ванне? Паша не без усилия открыла молнию и заглянула внутрь. Итак, книга намокла, зонт не в счет, от всемирного потопа спаслись: конечно же, маленькая сумка-кошелек, свитер, который был надет под куртку, малиновый шарф и… пара шерстяных носков, упакованная в целлофановый пакет. У Паши в холодное время года постоянно мерзли ноги, и, как она ни хорохорилась, спать приходилось в шерстяных носках. Носки Татьяна вязать не умела, и покупались они на рынке у бабушек, причем со знанием дела, чтобы были мягкими, уютными и красивыми. Но их Паша в рюкзак точно не клала, значит, сунула Татьяна. У Паши защипало в носу, но сентиментальное настроение испарилось в одно мгновение, когда она добралась до сотового. Не может быть!

Паша встряхнула бесполезный предмет. Как он мог так быстро разрядиться, почему? И зарядник, конечно, оставила дома, ведь ехала «туда-и-обратно». Это Татьяна предположила – а вдруг придется заночевать? Но Паша и думать об этом не хотела. И вот вам, пожалуйста.

Итак, все было на месте, но вот только лежало как-то не так или она это придумала? Письмо?! Паша непонятно чего испугалась, можно было подумать, что в конверте спрятаны секретные документы. Но конверт лежал именно там, где ему лежать и следовало – в сумочке. И все же… Паша не могла поручиться наверняка, но, судя по всему, чистоплотная Шура мыла рюкзак и изнутри тоже, переворошила все вещи, а возможно, заодно и залезла в сумку, пересчитала деньги.