Набоков в Берлине - [35]

Для рецензентов эта версия звучала вполне приемлемо. Но потом возникли предположения, что автор романа, судя по сверкающему калейдоскопу лихорадочных снов, миражей и галлюцинаций, не только читал работу Зигмунда Фрейда «О коке», но и имел собственный опыт употребления наркотиков. Имя автора, а также обращение в романе к теме антисемитизма свидетельствуют о том, что он был еврей.

Информация об авторе романа имеется в книге о «Русском Монпарнасе». В парижском городском квартале Монпарнас, в тридцатые годы излюбленном месте проживания артистической богемы, встречались молодые русские поэты, под влиянием западноевропейского модернизма искавшие новые формы в литературе. Писатель Василий Яновский вспоминает в своей книге «Поля Елисейские», как он, будучи редактором одного из парижских издательств, по почте получил рукопись «Романа с кокаином». Судя по адресу на пакете, почта была отправлена из Стамбула. Сотрудница издательства молодая поэтесса Лидия Червинская во время своей поездки в Турцию лично познакомилась с автором, писавшим под псевдонимом Агеев. Позже он прислал ей в Париж свой латиноамериканский загранпаспорт, выданный на имя Марка Леви. Лидия Червинская должна была продлить его в консульстве этой страны, но потеряла документ[207].

Усердная работа ученого

Известный профессор славистики Никита Струве выдвигал другую версию. По его мнению, Лидия Червинская и Леви-Агеев играли при публикации романа в лучшем случае роли курьера и подставного лица. Настоящим автором является не кто иной, как Владимир Набоков, пожелавший скрыть свои эксперименты с наркотиками.

«Можно предположить, что игры ради Набоков хотел оставить после себя роман без имени, как бросают на авось бутылку в море. Если так, то он оказался прав. Из безымянных или малоизвестных произведений эмигрантской литературы „Роман с кокаином“ полвека спустя после написания выплыл наконец на берег известности. А завтра, смеем надеяться, он станет девятым по счету русским романом одного из самых виртуозных, но и жутких писателей XX века»[208].

Слово Струве имеет в славистике вес: заведующий кафедрой современной русской литературы в Сорбонне является ученым с мировым именем. Кроме того, он выходец из известной петербургской семьи, которая была в дружеских отношениях с Набоковыми. Его отец Глеб Струве не только был автором первой истории литературы русской эмиграции, но и своими многочисленными положительными рецензиями в двадцатые и тридцатые годы способствовал утверждению славы Набокова. Во время своих поездок из Берлина в Париж Набоков часто ночевал в доме Струве[209].

По мнению Струве, бросаются в глаза параллели между «Романом с кокаином» и произведениями Набокова этого периода, например романом «Подвиг», начиная с характеристики главных героев. Кроме того, совпадают многочисленные подробности. Так, в романе «Подвиг» встречается некая Соня в утреннем халате и шлепанцах; у Агеева тоже появляется некая Соня в таком же одеянии. Оба автора (если их действительно двое) используют одинаково построенные метафоры, оба со старательной точностью описывают жесты и мимику, оба любят звукопись и изобретают звукоподражательные глаголы, оба используют в своих литературных произведениях сны и галлюцинации. У Набокова в «Приглашении на казнь» один из персонажей страдает дефектом речи, в «Романе с кокаином» тоже. У Агеева определенную роль играет памятник Гоголю, а не собирал ли Набоков уже тогда материал для своей книги о Николае Гоголе? Пестрое собрание параллелей и совпадений, плод усердного труда настоящего ученого.

Статья Струве вызвала в середине восьмидесятых годов большое волнение в кругу уже поседевших знакомых умершего несколько лет назад Набокова. Сказала свое слово и к тому времени уже восьмидесятишестилетняя Вера Набокова:

«Мой муж Владимир Набоков „Роман с кокаином“ не писал, псевдонимом „Агеев“ никогда не пользовался, […] в Москве никогда не был, в жизни своей не касался кокаина (как и вообще никаких наркотиков) и писал, в отличие от писателя Агеева, на чистом и правильном русском петербургском языке. […] Мне кажется удивительным, что проф. Струве, специалист по русскому языку и литературе, мог спутать вульгарный и часто неправильный слог Агеева со слогом тончайшего стилиста В. Набокова»[210].

Многие филологи поддержали ее. Они указали на то, что в «Романе с кокаином» нет типичных для Набокова литературных намеков, а также отсутствует характерный основной тон игривой иронии. Кроме того, здесь отсутствуют типичные для Набокова и определяющие его стиль сложные речевые периоды с синтаксическими вложениями, а также смены перспективы. Однако ни Вера Набокова, ни аналитики стиля не могли убедить профессора литературы. Струве опубликовал вторую статью с новыми доказательствами авторства Набокова[211]. Он указал на то, что Набоков во многих своих произведениях берлинского периода упоминает кокаинистов, например, в рассказе «Случай», который по этой причине не был опубликован в «Руле». Поэтому Вера Набокова либо ничего не знала об авторстве Набокова — либо хотела по-прежнему придерживаться принятой тогда маскировки.