Наблюдения над исторической жизнью народов - [64]

Однажды Калигула играл в кости со своими, проиграл и потребовал список богатейших галлов; отметив известное число их на смертную казнь, он возвратился к играющим со словами: "Вы с большим трудом выигрываете по несколько драхм, а я вдруг выиграл 150 миллионов!"

Подвиги Калигулы окончились аукционом, на котором он продавал собственные вещи, и некоторые галлы должны были разоряться, если хотели избежать смерти, а после аукциона было состязание литераторов латинских и греческих, причем авторы дурных сочинений должны были в наказание вылизывать их языком, если не хотели быть высеченными. Галльские вельможи, оставшиеся в живых после Калигулы, были польщены при императоре Клавдии правом достигать сенаторского достоинства и других главных санов в Риме, но зато в Галлии императорские прокураторы, занимавшиеся прежде только сбором податей и бывшие обыкновенно из вольноотпущенных, получили значение судей. Империя от старости впадала в младенчество и вместо разделения должностей стремилась к соединению.

Из двух классов народонаселения, господствовавших в Галлии до завоевания, шляхты и друидов, первый, хотя значительно истребленный войною и казнями императорскими, остался, однако, наверху, и даже сильнейшие, богатейшие его члены приобрели новый почет и могли еще более увеличить свою земельную собственность. Но друиды подверглись сильному гонению, потому что Рим охотно брал чужие божества в свой пантеон, но не позволял подвластным народам иметь исключительно принадлежащую ему религию, что служило основанием его отдельной народности. Во время римской смуты, когда один император сменял другого, Галлия поднялась, с одной стороны, под друидским, с другой — под шляхетским знаменем.

Галльские депутаты собрались в Реймсе (Durocartorum) и разделились на две партии — партию римских приверженцев и партию приверженцев независимости.

Тацит немногими строками вводит нас в это совещание галлов и обнаруживает пред нами всю невозможность для Галлии независимого существования. Начинает речь любимый за свое красноречие депутат тревиров, злой заводчик войны.

В обдуманной речи он изливает все, что обыкновенно говорится против быта больших государств, изливает на римский народ клеветы и ненависть, и этот ненавистник римского народа носил римское имя Туллий Валентин. Ему отвечал знатный галл из народа ремов Юлий Ауспекс, представил силу римскую и благодеяния мира: "Война начинается людьми худыми, а ведется с опасностью для лучших; римские легионы уже над головами".

Ауспекс сдержал старших благоразумным уважением и верностью, младших опасностью и страхом. Хвалили смелость Валентина, но следовали советам Ауспекса. Большую часть отклонило от войны соперничество провинций: кто будет управлять военными действиями? Если дело удастся, где будет пребывание правительства? Еще не было победы, а уже был раздор. Каждый предъявлял свои права, и никто не хотел уступить другому. Затруднительность будущего заставила предпочесть настоящее. Только несколько белгийских народцев решились на борьбу и дорого заплатили за свою отвагу; это было последнее галльское восстание.

Все люди разумные, говорил Цицерон, смотрели на Галлию как на самого страшного врага для Рима. Теперь этого врага не было более; страшная Галлия спокойно подчинилась римскому владычеству, романизируясь все более и более.

Но опасность для Рима не прошла, а усилилась: у ворот империи, на Рейне и Дунае, стояли толпы других варваров, дожидаясь своего времени; на Рейне и Дунае стояли варвары, которым суждено было произвести вторичное завоевание Рима посредством его же войска, его же полководцев.

Мы уже говорили о первом завоевании Рима его войском, его полководцем:

это произошло во времена Цезаря и Октавия-Августа, после кровопролитных усобиц между несколькими полководцами-соперниками. Более счастливый из них сделался повелителем Рима, оставив все прежние формы республиканского быта. Мы уже видели, что императорская власть в Риме не была похожа на монархии старых и новых народов, монархии народные; римское императорство было тиранией, военным деспотизмом.

В императорском Риме мы не видим династического начала. Республиканское начало избрания не теряло своей силы; но кто же мог избирать императора?

Разумеется та сила, которая была налицо, которая заслонила собою все другие силы, именно — войско, которому необходим был вождь, император. Верховная власть была завоевана войском для своего вождя, войско и должно было располагать своею добычей; в очень редких только случаях возможность подать свой голос при избрании императора получал сенат, но сенатский избранник обыкновенно недолго сохранял свою власть и свою жизнь.

Но как могло войско, расположенное по отдаленным краям империи, избирать императора? Разумеется, избирала, провозглашала нового императора та часть войска, которая была ближе к пребыванию верховной власти, так называемые преторианцы, но другие легионы не хотели уступить этой чести и выгоды преторианцам, провозглашали своего вождя императором; легионы, расположенные в противоположном краю, провозглашали своего; являлось несколько императоров, начиналась усобица. Победа решала, кому из вождей-соперников владеть Римом, и это было совершенно последовательно, ибо то же самое мы видим в начале империи: