Наблюдения над исторической жизнью народов - [57]

Слово звучит прямо из известного языка, например славянского, по-видимому, можно успокоиться; но как узнать, в какое время это слово исчезло из языков кельтических и германских и стало исключительно собственностью славянских?

А без этого знания какое ручательство для исследователя, что он действительно попал на следы славянского племени? Наконец, смуту увеличивает заимствование слов, особенно собственных имен, одним народом или племенем у другого, что мог легко замечать Иорданд в VI-м веке.

Само собою разумеется, что мы должны забыть ненаучные побуждения, которые иногда заставляли исследователя стараться доказать древность пребывания известного племени в Европе, как будто бы такое доисторическое или неисторическое существование могло что-нибудь прибавить к истории народа, как будто бы европейская почва сама по себе давала какое-то благородство народам. Но если между арийскими племенами, позднее прибывшими в Европу и населившими ее средние и северные части, трудно провести резкую границу (в чем, разумеется, виноваты народы образованные, оставившие нам известия о них, греки и римляне, не отличавшиеся точностью своих показаний относительно главного племенного отличия, языка), то резко отличались эти арийские племена Средней и Северной Европы от своих собратий, прежде них пришедших в Европу и занявших южные ее оконечности; это различие кроме языка заключалось во внешнем виде и образе жизни.

Обитатели трех южных полуостровов отличались сухощавостью, смуглостью, черными волосами и небольшим ростом; племена, жившие к северу от них, отличались белизною кожи, белокурыми волосами, высоким ростом и вообще массивностью тела.

Что касается быта племен, то относительно галлов мы имеем дело с народом, который не успел основать сколько-нибудь крепкого государственного тела ни в границах целого племени, ни в границах известных частей его, несмотря на долговременное пребывание галлов в одних и тех же странах.

Хотя Цезарь, главный источник наш относительно быта галлов, делит всю независимую Галлию на три части, из которых одну населяют белги, другую аквитаны, третью — по-туземному кельты, а по-латыни галлы, и все эти три части народонаселения Галлии отличаются языком, учреждениями, законами, но, к сожалению, не говорит ни слова, в чем именно состоит различие, а там, где говорит об учреждениях (instituta), употребляет выражения: в Галлии, во всей Галлии. Это ведет к заключению, что в главных чертах быта не было различия между белгами, аквитанами и собственно галлами, различие заключалось в некоторых второстепенностях, о которых Цезарь не нашел случая говорить.

Мы получаем первые известия о галлах как о народе воинственном, толпы которого выходят из своей страны для занятия или опустошения других стран.

Потом известия об этих движениях галльских на значительное время прекращаются и начинается движение против галлов с двух сторон: со стороны цивилизованного Рима и со стороны варваров, германцев, вследствие чего быт галлов вскрывается.

Что же мы видим?

Мы видим страну, населенную множеством народцев, из которых сильнейшие стремятся подчинить себе слабейшие. Еще несколько времени свободного, беспрепятственного внутреннего движения, и, быть может, один народ подчинил бы себе все другие и создалось бы сильное, сплоченное государство, залог независимого существования.

Но движение сильных врагов с двух сторон застало в Галлии дело объединения только в зародыше; слабая своим разъединением и внутреннею борьбою, происходившею вследствие начавшегося стремления к объединению, Галлия не могла противиться и скоро полегла перед сильнейшим из двоих врагов, какими были римляне.

Если мы в истории галлов встречаем сильные воинственные движения вначале и потом сменившие их внутренние войны, усобицы, то уже заключаем, что из народной массы выдавались люди, более способные к воинским подвигам, и народонаселение разделилось на две части — вооруженную и невооруженную, причем первая должна была получить господство над второй, кормиться на ее счет. Храбрейшие, военные вожди получают все значение, ибо при условиях общественной неразвитости или варварства власть принадлежит материальной силе, приобретается насилием. Храбрый вождь окружается толпою подобных ему храбрецов, которые под его знаменем ищут добычи и власти.

Этот союз между вождями и дружиною основан на взаимной помощи и защите; вожди в челе дружин своих начинают усобицы с целью приобретения большей силы и богатства; сильные борются друг с другом — горе слабым! Они спешат приобрести безопасность, отдаваясь в покровительство сильных, и закладничество или клиентство развивается в чрезвычайной степени.

Сказанное нами представляет явление, общее в жизни народов. Для проверки приложим его к галлам, к их быту, как он описан у современников. По Цезарю, во всей Галлии имели значение только два класса людей — жрецы (друиды) и благородные, или всадники (nobiles, equites); что же касается до остального, низшего народонаселения, то оно было на рабском положении (paene servorum habetur loco), не смея ничего предпринять сами по себе, не участвуя ни в каком совещании. Многие, удрученные долгами и тяжестью податей или притесняемые сильнейшими, отдавались в рабство благородным, которые получали над ними все те права, какие господа имели над рабами.