Наблюдая за китами - [71]

.

— Ну и дела, — с улыбкой сказал Дэйв.

— Андерс, — торжественно возвестил я, — ты только что нашел ископаемого кита.

Сын, которому тогда было четыре года, не знал, что и думать.

Стоит не взять с собой инструменты — и они гарантированно понадобятся. А у нас не было с собой ни молотка, ни кирки. Мы с Дэйвом переглянулись.

— Он на уровне прибоя, все честно, можно собирать, — заметил Дэйв.

Такое положение черепа означало, что с юридической точки зрения мы имели право собрать находку для Смитсоновского института. Я отыскал в пакете маленький перочинный нож, у Дэйва был такой же. Солнце садилось, и мы уже не успевали вернуться в дом Дэйва за инструментами. Скоро должен был начаться прилив — будет ли этот осколок черепа завтра валяться на этом же месте. Я посмотрел на наши перочинные ножики, потом на большой грязный мокрый кусок скалы.

— Ладно. Начнем, — сказал я, и мы начали копать.

Иногда случайные находки — это мало что значащие диковинки, иногда — важные научные открытия, и их нужно собрать. Я подумал, что эта часть черепа относится ко второй категории и вполне стоит трудов. Эволюционная история кашалотов — одна из самых долгих среди современных групп китов, если вести отсчет от окаменелостей времен олигоцена, которым более 23 млн лет, к культовому герою Мелвилла Моби Дику и его современным сородичам[357]. В летописи окаменелостей кашалоты могут различаться размером зубов или швами черепа, но все они имеют чашеобразную вогнутость на морде, в которой находятся «хлам» и «футляр» — так именовали биосонарные органы этих животных китобои XIX в., современники Германа Мелвилла. Кости ископаемых кашалотов можно встретить по всему миру, в основном это внушительные зубы, порой размером и весом с бутылку вина. Мы находили такие в Серро-Баллене. В отличие от них, отполированные зубы современных кашалотов годятся лишь на сувениры и поделки. Это просто костяные наковальни для 10 000 съеденных кальмаров[358].

Мы соскребли породу, чтобы оценить размеры находки. К парковке придется тащить ее по лестнице, несколько пролетов вверх. К сожалению, зубы кашалота не сохранились, только глубокие бороздки на нёбе, где они когда-то удерживались на месте связками. Тем не менее я и такого ориктоцета никогда не находил в этих скалах. Я снял футболку и сделал из нее переноску.

Пока мы выкапывали блок, я время от времени бросал взгляд на сына, который швырял камни в прилив, не зная, чем заняться. Я подумал, что однажды, 15 млн лет назад, этот череп принадлежал настоящему живому кашалоту. Он жил, питался, был частью исчезнувшей экосистемы. Я задумался об этом ките, и в голову полезли вопросы, на которые палеонтологам так трудно ответить: была ли это самка кашалота, чья-то мать? Член китового общества со своей культурой? Смог бы этот миоценовый кит сегодня общаться со своими потомками? Спал ли он вертикально, в плавающем чуть ниже поверхности лесу левиафанов, как это иногда делают кашалоты?[359]

Мы индивидуализируем китов, пытаясь узнать их, разгадать их тайну, даже если имеем дело с фрагментом черепа, или с уникальным профилем звуковой волны щелчка, или с характерным пятном на хвостовом плавнике. Мы даем отдельным китам имена или буквенно-цифровые обозначения, чтобы отличать их от родственников, как будто это каким-то образом поможет нам проникнуть в их истории и жизни. Отдельные киты важны, в конце концов именно отдельные особи несут звания рекордсменов: самый большой, самый глубокий, первый и — иногда — последний.

А вот как работает наука: соберите вместе отдельных особей по конкретному вопросу или критерию, и вы сможете выстроить широкую картину, которая сделает китов чуть понятнее. Я беру череп или кость и спрашиваю: «Кто ты?» Это моя отправная точка. И я знаю, что не одинок — тот же вопрос ученые задают кусочку ткани, извлеченному из дротика для биопсии или дельфину в неволе, глядя на него сквозь смотровую панель аквариума. Кто они? В конечном итоге именно это мы хотим знать о китах.

Поздно вечером, когда сын уже спал в своей кроватке, я отвез находку в свою лабораторию в Национальный музей естественной истории в центре Вашингтона. Подогнав тележку к припаркованной машине, я в темноте переложил в нее блок, все еще завернутый в мокрую футболку. Еще несколько часов назад ископаемое было анонимным куском кости, застрявшим в мергеле. Теперь его подготовят, очистят, измерят, изучат и сохранят для будущих поколений. Оно получит собственный каталожный номер — USNM 559329, — а моего сына внесут в базу как человека, нашедшего ископаемое. Находка пополнит ряды тысяч других ископаемых образцов в Смитсоновском институте, у каждого из которых есть история. Эти истории — открытия, которые еще предстоит совершить: одни обыденные, другие могут навсегда изменить учебники. Вот почему наука так увлекает. Чтобы вытянуть факты из неизвестности, нужно уметь задать правильный вопрос, и тогда ответ может многое рассказать о прошлом, настоящем и будущем китов.

Благодарности

Я думал о написании этой книги много лет. Все началось с записей, которые я вел, занимаясь наукой по всему миру. Эти наброски постепенно обретали форму, пока я ехал в качающемся вагоне метро, глядел в иллюминатор самолета, и в тихие минуты во время работы — на борту кораблей, на выходах скал и на продуваемых ветром берегах. Эти зарисовки касаются различных тем из исследований прошлых и нынешних жизней китов, благодаря чему эта книга столько же о людях, которые вносят вклад в науку, сколько и о китах. Прежде всего я очень благодарен за доброту и гостеприимство коллегам в Сантьяго, Кальдере, Лиме, Панама-Сити, Сан-Диего, Лос-Анджелесе, Бейкерсфилде, Пасифик-Грове, Санта-Крузе, Беркли, Ньюпорте, Сиэтле, Виктории, Ванкувере, Ситке, Ашоро, Мельбурне, Веллингтоне, Данидине, Сайентистс Клиффс и Рейкьявике.