Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения - [136]
«Чипсы не требуют изысканного вкуса, — объяснил один из участников группы для тематического опроса. — Это питательная, простая пища, по-хорошему простая. Нам нравится такая еда, и это хорошая еда… Так уж мы устроены — не любим выпендриваться». Прежде мне не приходило в голову, что тарелка жареной картошки может столь красноречиво выражать житейский эмпиризм и неприкрашенный реализм, которые я ориентировочно поместила в разряд определяющих черт английской самобытности, и я благодарна этому человеку за столь глубокомысленное наблюдение.
Кроме того, чипсы — важный социальный «посредник». Это единственное английское блюдо, которое само напрашивается, чтобы его ели в компании, и которое наши неписаные правила позволяют нам есть вместе. Когда англичане едят чипсы, часто можно видеть, как мы ведем себя раскованно, непринужденно, совершенно не по-английски — лезем руками в одну тарелку или в один и тот же пакет, а бывает, даже кормим друг друга. Обычно англичане всегда заказывают себе отдельную порцию — даже те блюда китайской и индийской кухни, которые полагается есть из «общего котла». Но чипсы, судя по всему, способствуют общительности, чем они отчасти и привлекают многих англичан. Возможно, потому, что мы в большей степени, чем другие народы, нуждаемся в «помощниках» и «посредниках», которые поощряют нас к «комменсальности».
Секс
— Ну, как твоя книга об английской самобытности? Над какой главой работаешь?
— Пишу о сексе.
— Значит, будет двадцать пустых страниц?
Юмор как коленный рефлекс
Я уже потеряла счет тому, сколько раз слышала эту реплику или ей подобные, как то: «Ну, это будет короткая глава!»; «Ну, это долго не займет!»; «Ну, это легко: «Никакого секса, пожалуйста. Мы — британцы!», «Но ведь у нас нет секса. Секс нам заменяет грелка!»; «Ты имеешь в виду: ляг на спину и думай об Англии?»; «Пытаешься разгадать загадку, как англичане умудряются воспроизводить себе подобных?». И это говорили мои приятели и респонденты из числа англичан. Иностранцы порой тоже так шутят, но со стороны англичан это почти однозначная реакция. Судя по всему, представление о том, что англичане редко занимаются сексом и смехотворно редко испытывают половое влечение, воспринимается как общепризнанный факт. Даже — вернее, особенно — самими англичанами.
Так ли это? Неужели мы и в самом деле верим в сложившийся во всем мире стереотип бесстрастного, чопорного, наивного и неумелого в сексуальном плане англичанина? Неужели, в нашем представлении, все англичане-мужчины вместо секса предпочитают смотреть по телевизору футбол, а их жены — пить чай? И, если двигаться вверх по социальной лестнице, все юноши из частных школ неуклюжи, косноязычны и робки и встречаются с такими же бестолковыми дебелыми подружками, которые только и умеют что хихикать? Неужели мы видим себя такими? Неужели мы такие на самом деле?
Если исходить из фактов и цифр, наш асексуальный портрет составлен неверно. Англичане — живые существа, и секс для нас, естественно, столь же важен, как и для особей всех других видов. Репутацией полных профанов в делах секса мы обязаны не цифрам и фактам, которые как раз свидетельствуют о том, что мы вполне способны совокупляться и размножаться, как все нормальные люди во всем мире. Если уж на то пошло, заниматься сексом мы начинаем в более раннем возрасте. Среди промышленно развитых стран Англия занимает первое место по половой активности среди подростков: у нас 86% незамужних девушек до девятнадцати лет ведут активную половую жизнь (у США по этому показателю — 75% — всего лишь скромное второе место). Многие другие народы большие пуритане в вопросах секса, чем англичане, которые, по их мнению, слишком распущенны. Пусть наши драконовские законы более суровы, чем в других европейских странах, и наши политики вынуждены уходить в отставку из-за скандалов, связанных с тем, что французы, скажем, называют мелкими сексуальными шалостями, но, в общем и целом, по международным стандартам в отношении секса мы относительно либеральны.
Просматривая свои рабочие записи, я вижу, что у меня возникали трудности каждый раз, когда я пыталась завести конструктивный разговор о сексе со своими респондентами из числа англичан. «Англичане просто не могут серьезно говорить о сексе, непременно отпустят шутку, — сетую я в своем блокноте. — Причем одну и ту же. Если еще кто-нибудь вызовется «помочь» мне в моей работе над главой о сексе, я закричу». При одном только упоминании слова «секс» англичане начинают изощряться в остроумии, а менее красноречивые произнесут какую-нибудь непристойную реплику или в лучшем случае скабрезно фыркнут. Это больше чем правило — это непроизвольная, бездумная реакция — коленный рефлекс. Стоит только упомянуть о сексе, и тут же дает о себе знать рефлекс английского юмора. И нам всем известно, что уничижительные шутки — наиболее эффективная, высокоценимая форма юмора. Таким образом, колкости и остроты по поводу моей работы над главой о сексе не обязательно означали, что мы согласны с существующими представлениями об асексуальности англичан; это была просто типично английская реакция на слово «секс».
