Наблюдатель. Сказка про деньги - [2]

Но житейские трудности не могли разрушить гармонии и счастья в жизни этих троих, любящих друг друга. Отец устроился на работу в археологическую экспедицию. Казалось, теперь все наладится. И никто даже не предполагал, что все самое страшное – впереди. Отец не вернулся с раскопок древних курганов. Сердце офицера, измученное предательством власти и бесконечной тревогой за будущее своей семьи, просто остановилось. А может, сказалась чрезмерная легкомысленность по отношению к сомнительной пользе технического спирта… Вот такие дела…

Ее бесконечно расширявшийся внутренний мир вдруг сжался в одну точку, в которой ничего не осталось, кроме памяти об отце. В ней как будто все замерзло, словно ее тело обкололи тысячами инъекций ледокаина. Она все видела и понимала, но ничего не чувствовала. Каждый новый день стал похож на предыдущий, все потеряло смысл. Она ощущала себя пассажиром в купе поезда дальнего следования, в котором ничего не происходит, и только за окном мелькают картины и события какой-то другой жизни. А в соседних купе кто-то храпит, кто-то лязгает ложечкой в стакане с чаем, шуршит то ли нестираными носками, то ли газетой с упакованной в нее курицей. Девушка еще помнила, откуда едет, но не знала, зачем и куда. За стеклом сменяются времена года, строятся новые дома, каждый занят своим делом, и никому нет дела до нее, сидящей по ту сторону событий в четырех стенах, где ничего не меняется, и только сердце бьется в ритм перестуку железных колес состава.

Она перестала чего-либо хотеть и мечтать о будущем. И только память об отце и его надеждах заставила ее из последних сил поступить на вечернее отделение в университет и пойти работать. Она мыла полы в ресторане, где сорили деньгами «новые олигархи», убирала грязную посуду. А вечером, приходя на лекции, ловила на себе снисходительные взгляды сверстников: она выглядела как блеклый черно-белый снимок из старой газеты на фоне ярких обложек глянцевых журналов. Большинство окружающих считало, что она нелепа, как десяток обезьян, потому что одна обезьяна не в состоянии исполнить и сотой части тех глупостей, которые вытворяла Девушка. Например, когда дрожащие от юношеской нетерпеливости пальцы готовы были пуститься в изучение ее анатомических подробностей, она могла опуститься на колени в вечернем парке и начать гладить влажный, вероятно, обоссанный кем-то газон, уверяя обомлевшего парня, что роса – это слезы затоптанной травы. Восторженные рассказы об открывающемся из окна ее квартирки виде на сказочный лес вынуждали редких гостей мучительно напрягать зрение в попытке получше рассмотреть кривенькие деревца, чахнувшие вперемешку с живописными кучками мусора под брюхом надменно-величавой линии трубопровода.

Однажды она обнаружила в мамином шкафу узорчатые чулки противоварикозного назначения. Варикозом девушка не страдала, но чулки полюбила и носила их даже в летнюю жару.

Девушка не понимала, почему все вокруг суетятся, изо всех сил доказывая друг другу, что они умнее и привлекательнее, чем были на самом деле. Подруги хвастаются новыми шмотками и ухажерами, парни делают надменные и снисходительные лица и все хором говорят о сплошной ерунде и бессмыслице. Парни казались ей грубыми и тупыми, а девчонки просто дурами. А может, ее просто раздражало, что она не принимает в этом участия. И однажды она решилась попробовать – почувствовать себя частью этой жизни, а не молчаливым наблюдателем, время которого течет долго и нудно. Она думала, что стоит ей принять правила игры и стать одной из них, как ее жизнь изменится и из сухого ежемесячного отчета превратится в захватывающий роман. Большинство ее сверстниц уже обзавелись особями мужского пола и, казалось, из-за этого узнали и чувствовали что-то недоступное ей самой. Скорее в стремлении что-то изменить, нежели из желания физической близости, она выбрала на роль мужчины такого же блеклого, как она сама, одноклассника. После того как одноклассник продемонстрировал все, на что был способен, мир не изменился. Было больно, неудобно и как-то неопрятно. Повторять эти эксперименты ей больше не хотелось. Она опять замкнулась в себе, пока одна из сокурсниц, стильная и пахнущая невиданными фантазиями, не убедила ее, что выход из этого нескончаемого черного тоннеля все-таки есть. И этот выход скрывается за дверью гламурного ночного клуба.

Перед клубом пьяная растрепанная гадалка (феи любят почудить с образом, в котором предстают перед нами) всего за сотню убедила ее, что именно здесь она встретит своего принца. И Девушка, проглотив то ли подступивший к горлу комок, то ли гордость, согласилась разносить напитки полураздетой. Или полуодетой – как посмотреть. Днем – сон без снов, вечером – лекции и конспекты, ночью – тяжелые подносы с бокалами и руки подвыпивших посетителей, на которых, казалось, было по двадцать пальцев. Один палец засовывал купюру в трусы, второй лез глубже, а что вытворяли другие – не знали даже их хозяева. По углам тискались то ли короли эстрады, то ли просто педики – в общем, сальные и затертые, как замусоленные подлокотники в замученном двадцатилетней каторгой такси, навевающие уныние и тоску «звезды». С плазменного экрана фальшиво и занудно, как задроченный баян из сельского Дворца культуры, пел бесконечную песню о судьбах народа утомленный солнцем заслуженный пророк. Разросшиеся, но оставшиеся блеклыми и мутными сперматозоиды и яйцеклетки бывших и действующих градоначальников, народных и заслуженных артистов рассуждали о проблемах космического масштаба, демонстрируя столь же космическую глубину пошлости и глупости.