Наблюдатель - [4]

Конечно, на самом деле я остался прежним, просто индуцируемое моим Оракулом гипноизлучение заставляет окружающих, да и меня самого, кстати, видеть несуществующий образ домохозяйки. Так что перевоплощение мое --лишь иллюзия, обман зрения…

Иду по Кривоколенному переулку, куда через сотню метров выходит другой переулок, Газетный (ну и названия!). Людей здесь немного. На тротуар свешиваются буйно разросшиеся кусты акации и листва тополей. В тени прохладно, и дышится как-то легче.

Дохожу до узкого перекрестка, машинально бросаю взгляд вправо…

И застываю на месте как вкопанный.

Опять!..

Переулок круто поднимается в гору. В нем я вижу ярко-красную детскую коляску с поднятым верхом. С приличной скоростью коляска катится по дороге прямиком ко мне, и из нее звучит захлебывающийся плач младенца. Метрах в двадцати от коляски, задыхаясь, бежит молодая женщина, совсем еще девчонка. На ее белом-белом перекошенном лице ярко выделяются лишь подведенные тушью большие глаза, полные немого ужаса. Больше никого вокруг нет…

Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что сейчас произойдет: за моей спиной нарастает грохот какой-то машины. Самосвал, за рулем которого бесшабашный малый с "беломориной" в зубах, прет на полной скорости по тихой улочке, и через пару секунд вектор его движения пересечется с траекторией коляски. А из-за кустов водителю явно не видно, что происходит в переулке…

В горле у меня пересыхает, ноги вдруг отказываются слушаться, хотя, по всем канонам, мне надо как можно быстрее уходить с этого места. Я скриплю зубами. Проклятые законы истории! Ничего нельзя изменить, ничего!.. Отчаяние захлестывает меня. И еще злоба, бессильная злоба неизвестно на кого. Возникает мысль: а что, если?.. Но я тут же подавляю в себе этот импульс. "Нельзя! Нельзя! Нельзя!" – стучит в голове.

Я машинально пячусь и вижу дальнейшее, словно при замедленной киносъемке…

Душераздирающе визжат тормоза самосвала, но уже поздно. Углом бампера грузовик бьет шаткий детский экипажик, переворачивает его и тут же с коротким хрустом давит, как яичную скорлупу. Но мгновением раньше из накренившейся коляски вылетает от удара белоснежный сверток с голубым бантом и катится по пыльному асфальту к моим ногам. Сверток уже не плачет, и я понимаю, в чем дело. В свертке – кукла. Большая пластиковая кукла с глупо вытаращенными глазами и наверняка напичканная разной электроникой. Ловушка. Розыгрыш, предназначенный для меня…

Я не успеваю еще осознать, что это – провал, как сзади опять раздается дикий визг тормозов, и тут же меня хватают несколько сильных рук и прижимают к моему лицу, к носу, ко рту нечто мокрое, липкое и скверно пахнущее… Я еще дергаюсь, но мир уже уходит в сумерки, словно кто-то, плавно действуя реостатом, постепенно гасит свет в моих глазах…

Ровно через вечность сознание возвращается ко мне, но глаза открывать я не тороплюсь. Первая мысль: где я? Что со мной?

Самые первые ощущения: лежу на спине, на чем-то жестком, имеющем изголовье. Судя по отсутствию звуков, температуре и прочим факторам, нахожусь в каком-то помещении.

Одежда на мне – мужская. Значит, пока я был в беспамятстве, в системе Оракула произошел сбой, и я вернулся в свое истинное обличие. Это плохо, потому что у моих противников, кто бы они ни были, появляются неопровержимые улики моей «аномальности».

Теперь состояние. Состояние мое, надо прямо сказать, – не ахти какое. Вроде бы все цело, но не могу пошевелить ни руками, ни ногами, будто я крепко связан, хотя никаких уз на своем теле не ощущаю. Почему-то болит голова и слегка подташнивает, как бывает при сотрясении мозга. Что за гадость они употребили, чтобы усыпить меня? Эфир? Наркотики? Хотя теперь это, в сущности, не важно.

Мысленно вызываю Оракула. Он исправно откликается.

"Где я?" – спрашиваю у него со слабой надеждой на то, что система ориентации и пространстве функционировала, несмотря на мое бессознательное состояние.

"Не знаю", – отвечает он.

"Сколько времени прошло?.."

"Пятьдесят две минуты".

М-да. Скверно. За это время меня могли увезти куда угодно. На другой край города, например. Или за город…

Слышу, как неподалеку от моего ложа скрипит стул. Кто-то щупает мое запястье. Рука явно мужская. Притворяться дальше не имеет смысла, и я разлепляю веки.

Первое, что мне бросается в глаза, – ничего не выражающее лицо человека, стоящего надо мной. Судя по тому, как он прощупывает мой пульс, это профессиональный медик. Затем я вижу все остальное.

Я лежу в одежде на кушетке в просторном помещении. Голые бетонные с гоны, покрашенные белой краской, белый потолок, на полу – желтоватый линолеум. Нигде ни окон, ни, по-моему, даже дверей. Бетонная коробка. Напоминает бункер бомбоубежища. Под землей? Или под водой? Да какая теперь разница?

В помещении, кроме меня и медика, находится еще один человек. Он сидит чуть поодаль, за обычным письменным столом с двумя тумбами, увлеченно читая газету. На столе перед ним ничего нет, если не считать стопки бумаги, дешевого письменного приборчика (деревянный Буратино с деревянным золотым ключиком) и телефона без номерного диска – видимо, для внутренней связи.