Набег - [12]

— Ярл идет!

Воины дружно встали. Поддавшись общему движению, Сигурд вскочил. Плащ соскользнул с его колен, краем коснулся костра. Огонь радостно лизнул мягкую ткань, но, пропитавшись влагой, она занялась не сразу — лишь задымила, окутывая воинов душным черным облаком. Первым закашлялся Рюрик. Взмахнул руками, отгоняя едкий дым, зашипел на Сигурда:

— Убери…

Опомнившись, бонд выхватил плащ из огня, но было уже поздно, шерсть тлела, дым клубился в воздухе. Сигурд, размахивающий дымящейся тряпкой, казался пасечником, окуривающим пчел.

Сквозь пелену дыма он не сразу разглядел Бьерна. Когда ярлу оставалось до костра не более десяти шагов, раздосадованный Хемминг подскочил к бонду и, вырвав у него из рук горящий плащ, швырнул его в огонь.

— Ты обижаешь хозяина, Хемминг, — Бьерн указал на догорающие остатки плаща, усмехнулся. — Хотя… что ты здесь делаешь в столь позднее время, бонд?

Он стоял довольно далеко, но даже издали, даже в дымном чаду, Сигурд ощущал исходящий от него травный чистый запах — запах лесной колдуньи с рысьими глазами. Ярл наверняка пришел от нее, из ее объятий, из ее постели.

Сигурд не знал ревности, да и не умел ревновать, но внутри шевельнулось неприятное чувство досады. «Почему он?» — возмутилось нечто у него внутри и тут же само откликнулось: «Потому, что он — свободный и смелый. Он — мужчина, а не земляной червяк, с весны до осени копающийся в гнилой репе и горохе».

— Я уже ухожу, — резко ответил ярлу Сигурд и пошлепал прочь от костра.

Пропуская его, Бьерн посторонился. Сигруд заметил удивленно приподнятые брови ярла, но даже не подумал что-либо объяснять, просто угрюмо прошел мимо.

По пути он никого не встретил. На дворе по-прежнему было тихо, в мелких лужах блестел лунный свет, у пустого сеновала сонно мотали гривами отощавшие за зиму лошади, две собаки спали подле избы, свернувшись клубками и закрыв носы пушистыми хвостами. У входа в воинскую избу дремал кто-то из хирдманнов Бьерна. Похоже, ярл не доверял жителям Каупанга, если после радушного приема и пира выставлял у дверей охрану.

— Да плевать мне на него! — зло буркнул Сигургурд и ввалился в дом.

Внутри царили покой и затхлость, впрочем, как уже многие и многие годы.

Пробравшись к своему ложу, Сигурд остановился, разглядывая спящую жену. Снефрид была по-своему очень мила — пухлая, светленькая, нежная. Она лежала на спине, приоткрыв маленький рот и разбросав руки в стороны. Одеяло сползло с ее плеча, утянув за собой край рубахи, и в широком вороте виднелась молочная кожа груди. Сигурд вспомнил, как приятно было прикасаться к этой коже, оставляя на ней розовые следы, сминать ее, гладить, ласкать.

— Подвинься! — склонившись над женой, пробормотал он и пихнул Снефрид кулаком в мягкий бок. Та всхлипнула во сне, распахнула глаза, сонно заморгала.

— А? Что? Что случилось?

— Мышка кошкой разродилась.

Сигурд обеими руками грубо подвинул жену к стене, завалился на лавку спиной к ней, натянул до подбородка одеяло, затих. Немного поворочавшись, Снефрид ловко перетянула одеяло на себя, вновь ровно засопела. Сигурд чувствовал, что она не спит, что нежданная грубость мужа обидела ее и теперь она просто притворяется, чтоб не услышать чего-нибудь еще более обидного.

— Прости, — тихо сказал он.

Снефрид пошевелилась, ласково провела ладошкой по его волосам, прижалась к нему сзади. Перекатившись на спину, Сигурд обнял ее одной рукой, притянул поближе. Другую руку заложил под голову и, глядя в потолок, спросил:

— Тебе нравятся воины?

— Мне нравишься ты, — проворковала Снефрид.

Ее макушка упиралась бонду в подбородок, от ее волос пахло чем-то кислым. Сигурд поморщился.

— Неужели девочкой ты не мечтала о будущем муже? Скажи, о ком ты мечтала, Снефрид? Неужели о ленивом, толстом бонде, берущем в руки оружие лишь для защиты своего никчемного дома?

Никогда раньше он ни о чем подобном ее не спрашивал. Снефрид растерялась, сосредоточенно засопела, тычась носом во влажную от дождя грудь мужа. Ее не беспокоило, куда и зачем он ходил, важно было лишь то, что он вернулся. Впрочем, ей, наверное, понравилось бы видеть его в доспехах, на палубе драккара, среди таких как Бьерн. Наверное, ей было бы приятно перебирать диковинные дары, привезенные им из далеких земель, и хвастаться перед подругами красивыми редкими украшениями, добытыми не торгом, а силой, может, даже через смерть бывшей владелицы — королевы или дочери короля. Наверное, ей нравилось бы ждать его несколько месяцев, а потом бежать навстречу его кораблю, задыхаясь от счастья, которого у нее никогда не было.

— Я… — начала было Снефрид, но Сигурд перебил ее:

— Не надо, Снефрид, не говори. Я и так знаю. Спи лучше.

Еще немного поломав голову над странными ночными вопросами мужа, Снефрид заснула на его плече.

До рассвета Сигурд гладил ее по голове, будто прощаясь, а поутру, поднявшись и обойдя всю усадьбу решительно ступил в воинскую избу. Там он разглядел в полутьме сидящего на лавке Харека, шагнул к нему и на одном дыхании, быстро, будто боясь передумать, произнес:

— Ты сказал, что взял бы меня в свой хирд, Волк. Что ж, я готов стать твоим хирдманном. Или твои слова были пустыми, как лай брехливой собаки?