Набат - [2]

Неделю Макар полол огород, пилил дрова, помогал сестре косить сено. В субботу, вконец уставший, грязный от пота и пыли, он достал чистую рубашку, спортивные брюки, полотенце — все сложил в сетку.

— Ты куда? — спросил отец.

— В баню. Пошли со мной. Где твое белье чистое?

— Так она закрыта. Шесть лет уже… Все ремонтируют.

— Где же вы моетесь?

— Забыл, где в детстве мылся?

— Чего ж, помню. В корыте…

— Вот и мы теперь… в корыте. У механизаторов на мехдворе душ есть, у доярок — тоже. А старики да остальные люди — вот так, в корытах плавают. Это же как ванна.

Макар почти со злостью посмотрел на отца, бросил сетку с бельем на кровать и уныло сел на лавку у порога. Настроение было испорчено, и все кругом казалось мрачным, скучным. Макар вспомнил город, в котором жил недавно, свою уютную квартиру и работу. Теперь это все стало как будто лучше, наполнилось смыслом.

Отец исподлобья смотрел на сына, делая вид, что читает газету. Но лицо его было тревожное и даже растерянное. Было обидно за деревню, за себя, за соседей. Получалось, что сын говорит правду, горькую правду.

Уже спала жара, и прохлада через раскрытое окно заполнила избу. По улице время от времени проезжали машины, поднимая пыль, которая даже через марлю на окне попадала внутрь. Только вчера Макар вымыл пол, вытер мокрой тряпкой подоконники, и опять надо было прибираться.

— Не рад, что приехал? — спросил отец и отложил в сторону газету. — Человек ко всему привыкает: и к доброму, и к плохому. К хорошему только быстрее…

— Да не то, не то, — вскрикнул Макар и, вскочив с лавки, возбужденно заходил по избе. Ему не понравилось, что отец догадался о его мыслях. — Я не могу поверить, что в деревне не нашлось ни одного, кто бы запротестовал…

— А что изменилось бы? — Отец раздраженно стукнул рукой по столу. — A-а, говорил и говорить буду: нет хозяина в деревне.

Макар вдруг почувствовал сильную жажду. Показалось, будто склеилось горло и дышать стало тяжело. Набрал кружку воды и залпом выпил. Усталое старое лицо отца было спокойно, выцветшие голубые глаза смотрели скучновато, казалось, вот-вот наполнятся слезами. И сразу отхлынула жестокость от сердца, исчезли слова, которые Макар только что едва не высказал.

— Хочешь знать правду? — тихо спросил отец. — Могу сказать…

— Почему ж нет.

— Тогда слушай. Когда наш председатель Иван Иванович пришел в колхоз, так был худой, как щепка, и со всеми здоровался за руку. Теперь он такой толстый, что чуть влезает в машину. Когда ж идет по деревне, так не то что не здоровается, даже не смотрит на людей. Откуда тут что будет? Для него только начальство существует. Когда говорят, что есть где-то хорошие председатели, слушаешь как сказку.

— Неужто он такой. Что-то не верится… — Макар вновь выпил воды, но жажда не уменьшилась, только на лице выступил пот. — Ладно, пошли… Хоть в канале обмоемся.

— Нет, я уж в корыте. Может, и ты?

— Нет, нет, нет! — схватив мыло и полотенце, Макар выбежал из дома.

…В эту ночь ему не спалось. Было очень обидно за родную деревню, за людей. Не мог понять, что с ними, откуда такое всеобщее, как показалось, равнодушие.

Макар осторожно, чтобы не разбудить отца, поднялся, быстренько оделся. Месяц на небе и фонари на столбах превратили ночь в день. Только свет был желтый, какой-то неживой. По дороге Макар не встретил ни одного человека. Спали даже собаки.

Он помнил, где была старая баня: в кустах за ручейком, который тоже стал уже канальчиком. Нашел баню сразу. Густо пахло жасмином, молодой травой. Где-то совсем близко запел соловей, потом еще один. Макар слушал их, боясь тронуться с места. Соловьиная песня оборвалась так же неожиданно, как и началась.

Макар подошел к бане. На дверях висел огромный замок. Окна были выбиты. Под ногами лежали кучи мусора. Все это он рассмотрел, обошел баню вокруг. Той же дорогой через кусты вернулся на улицу.

Он до утра протопал во дворе. Ходил по залитому месяцем саду, слушал соловьев, которые пели и у дома, но горечь не исчезала. Наконец присел под стеной сарая на колодке и задремал. Проснулся от того, что солнце светило прямо в глаза, и казалось, будто какой-то настырный человек уставился на него. И хоть поспал немного, голова была как не своя, сжало виски, и он подумал, что, может, заболел. Видно, все-таки отвык он от сельской жизни.

Попив чаю, Макар переоделся в праздничный костюм и даже повязал на шею галстук. Почистил туфли, прыскнул на себя одеколоном. На вопрос отца, куда собрался, ответил, что идет свататься.

Вскоре понял, насколько некстати его праздничное одеяние, особенно галстук. Солнце все выше карабкалось на чистое, без единого облачка, небо. Но возвращаться не стал.

Подошел к конторе колхоза, двухэтажному грязно-желтому зданию. Около него стояли две легковые, трактор и грузовик. Даже подумал, на какой ездит председатель, и решил, что на зеленой «Ниве». У входа в контору встретил соседку, которая работала здесь уборщицей, и от нее узнал: вот-вот у председателя закончится совещание, и тогда его уже не поймаешь. Макар почти побежал на второй этаж.

Он не опоздал. Совещание только что закончилось, и председатель кричал в окно шоферу, чтобы тот готовился к поездке.