На железном ветру - [92]

Такой своеобразный взгляд на благотворительность развеселил Михаила. Эта женщина вряд ли обладала дельцовской хваткой. Рядом с узким практицизмом западноевропейского буржуа в ней уживалось простодушие, граничащее с инфантильностью.

— Верно, у вас есть какие-то свои планы? — сказала мадам Зингер. — Что вы умеете делать?

— Могу водить машину. Знаю бухгалтерский учет.

— Прекрасно. Французским вы владеете сносно, хотя, конечно, всякий тотчас узнает в вас иностранца. Но здесь это не такая уж большая беда. Вы имеете средства?

— Небольшие. Месяца на два хватит.

— В таком случае не спешите с устройством на работу. Постараемся подобрать вам что-нибудь приличное. И будьте разумны, мсье Лентович, обещайте во всех затруднительных случаях советоваться со мною.

— Непременно, мадам.

— И еще одно. Слушайте меня внимательно. В Лионе живет племянник моего покойного мужа, Жорж Ванштейн. У него механическая мастерская. Запомните: для полиции вы — мой племянник Жорж из Лиона. Жорж еврей — этим будет оправдан ваш акцепт. Все остальное я устрою.

— О, вы так добры, мадам! — воскликнул Михаил, в порыве искренней благодарности приложив руку к груди.

У Эммы Карловны увлажнились глаза — признательность молодого человека растрогала ее и доставила большое удовольствие.

— Питаться, если пожелаете, можете при пансионате, — сказала она вставая. — Завтрак в десять, обед — в три, ужин — в восемь вечера. И уж хотите вы того или нет, — мне придется называть вас попросту — Жоржем.

— Я буду только счастлив, мадам.

— В таком случае пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

По каменной лестнице они поднялись на второй этаж. От многолетней службы ступеньки стерлись посередине и имели вогнутую форму. Михаил подумал, что, возможно, когда-то их попирали сапоги королевского мушкетера, и тогда, наверное, по всему дому разносился воинственный звон огромных шпор. Несмотря на древность помещения, в нем не ощущалось затхлости. Напротив, воздух был напоен неуловимо приятным ароматом, напоминавшим запах какого-то драгоценного дерева — ливанского кедра или самшита.

Комната была небольшая, но веселая и уютная. Два прорезанных вплотную друг к другу окна — высоких и узких — выходили во дворик. Михаил отметил, что это удачно: любого посетителя пансионата он сможет увидеть прежде, чем тот войдет в дом.

Мебели было немного. Кровать, секретер, низкий столик, бельевой шкаф, два кресла, обитых розовым штофом под цвет обоев, несколько стульев. На полу перед кроватью — темный ковер. С потолка розовым бутоном свисал абажур.

— Много у вас теперь свободных комнат? — спросил Михаил.

— Одна. Она выходит на другую сторону. А эта разве вам не по душе?

— О, что вы, мадам! Прекрасная комната. Я бесконечно вам признателен.

Собственно, Донцова мало интересовали свободные комнаты. Ему хотелось знать, что находится по другую сторону дома, есть ли второй выход и, если есть, то куда он выводит. Но хозяйка об этом промолчала, а дальнейшие расспросы могли бы лишь встревожить ее, возбудить подозрения.

— Ну вот, Жорж, можете считать, что вы дома, — сказала Эмма Карловна, заботливо ощупав постель, кресла, смахнув воображаемую пыль с секретера. — Здесь вам будет хорошо. Правда, кое в чем мне придется ограничить вашу свободу.

— Я готов подчиниться, мадам.

— Не водите к себе девиц. — И хотя Михаил не возразил ни словом ни взглядом, Эмма Карловна выставила ладонь, будто защищаясь, и горячо проговорила: — Знаю, знаю, вы, верно, считаете меня ужасной ханжой. Но дело не в ханжестве. Репутация пансионата... вы понимаете? Это категория коммерческая, ею не шутят. Итак, оставляю вас. Умывальник, зеркало — здесь, за занавеской. Ко мне прошу запросто в любое время дня.

— Благодарю, мадам.

Оставшись один, Михаил опустился в кресло, устало откинулся на спинку.

Да, он чувствовал усталость, хотя, казалось бы, причины для нее и не существовало. Но причина была. Утомила его необходимость играть роль. Это еще не вошло в привычку и потому отнимало много сил.

Полулежа в кресле, он рассеянно изучал лепной потолок и подводил первые итоги. Пока дела его обстояли на редкость хорошо. Не прошло и трех часов его пребывания в Париже, а он успел сделаться «племянником» женщины, у которой «хорошие отношения с полицией», и обрел надежную крышу над головой. Да, без помощи Липецкого вряд ли устройство его произошло бы столь быстро и гладко.

Итак, первое, что необходимо сделать, — сообщить Липецкому шифрованным письмом о благополучном прибытии, о том, что паспорт Цвеклинского удалось вывести из игры. А уж Липецкий передаст в Москву.

Михаил встал, открыл секретер. На полках нашел несколько французских книг. В углу лежала стопка почтовой бумаги, тут же чернила, ручка.

Он придвинул к секретеру стул и начал составлять свое первое сообщение. Для непосвященных оно выглядело совершенно невинным письмом к варшавскому другу, в котором автор делился своими первыми впечатлениями о Париже.

В тот же день Михаил посетил банк и обменял двести долларов на франки.

6

Утром, едва забрезжил рассвет, Михаил отправился побродить по старинным улочкам. Собственно, целью его была улица Рамбюто. Следовало проверить, действительно ли в доме № 17 живет Отто Брандт.