На железном ветру - [48]

— Всё. Больше я вас не задерживаю, — сухо сказал Холодков. — Попросите зайти Костю.

Михаил поспешил домой, чтобы переодеться. С Ибрагимом договорились встретиться около Шемахинских ворот — оттуда до Дербентской рукой подать.

Стоило Михаилу покинуть кабинет, как возникли десятки вопросов. Надо ли, например, иметь при себе оружие? В каком порядке они должны идти по пятам за Клюевым? Рядом, или на расстоянии друг от друга, или еще как-нибудь? Вопросы вызывали тягостное ощущение неуверенности. Будто взяли человека и бросили одного в чистом поле. Куда идти? Холодкова не побежишь спрашивать, но ребенок же в самом деле.

Ребенок не ребенок, а все же на такое ответственное задание следовало бы направить его с кем-нибудь поопытнее. А он-то, дурень, радовался — с Ибрагимом вместе. Будто на гулянку. Неужели Холодков не понимает, что оба они в этих делах полные остолопы?

Переодевшись в старые коротковатые брюки и выгоревшую серую рубашку, залатанную на локтях, он понял, что брать наган не имеет смысла. Из брючного кармана будет торчать рукоятка.

О порядке слежки тоже нечего гадать. Ибрагим пойдет по одной стороне улицы, Михаил — по другой.

Неразрешенные вопросы в пять минут решились сами собой. И к Михаилу вернулась знакомая спокойная уверенность. Только теперь источником ее было не ощущение близкой опасности, а сознание долга.

Вспомнил: «Учиться придется по ходу дела». Холодков, конечно, про все знал. И про неопытность молодых сотрудников, и про их сомнения. Бодрый вид и повышенная понятливость Михаила там, в кабинете, не могли его обмануть. Просто у Холодкова не было выбора. Сотрудники, место которых заняли Михаил с Ибрагимом, верно, переброшены на более важный участок. Нужда заставила включить в дело необстрелянных юнцов. Нужда? Что ж, это хорошо, когда в тебе нуждаются. Значит, ты должен суметь.

15

Дербентская, как все улицы в пределах Крепости, была узка — не разъехаться двум повозкам — и крива. Окна большинства домов по восточному обычаю выходили во двор, и улица, сдавленная голыми стенами, напоминала сухой ерик в отвесных меловых берегах. Сходство дополнялось тем, что улица имела заметный уклон в сторону моря. Дом из красного кирпича, в котором жил Клюев, был построен на европейский манер и стоял в верхнем конце. Его венецианские окна придавали улице жилой вид.

Никому бы и в голову не пришло, что двое подростков в потрепанной одежде, усевшиеся на углу прямо на край тротуара играть в алты-кос, — сотрудники Чека. Собственно, никто за ними и не наблюдал — залитая предполуденным жарким солнцем улица была безлюдна. Но вот из ближайшей калитки вышли двое в коротких, не по росту брюках, в тапочках на босу ногу. Тот, что повыше, оглянулся, и Михаил узнал Поля. Оба удалились в сторону Шемахинских ворот. Со стороны всякий бы, судя по их ленивой походке, решил: парни не знают, как убить время.

Зной, безлюдье и сонная тишина совершенно не вязались с теми опасностями, о которых час назад поведал Холодков. Красный дом не подавал признаков жизни. Венецианские окна были задернуты занавесками.

Прошло полчаса, играть в алты-кос вдвоем надоело, друзья заскучали.

— До вечера мы тут изжаримся, — сказал Ибрагим. — Главное, подозрительно... Кто в такую жару торчит на солнцепеке по своей воле?

— Никто, — согласился Михаил. — Айда вон туда.

Он указал глазами на противоположную сторону улицы, пересекавшей Дербентскую. Там можно было укрыться от солнца за выступом стены... Перешли. Отсюда нужный подъезд почти не просматривался, потому что красная линия улицы совмещалась с глазом наблюдателя. Это требовало удвоенного внимания. Однако глазеть неотрывно в сторону подъезда тоже не полагалось.

Из-за стены соседнего двора доносились звонкие голоса — должно быть дети играли в пятнашки.

— Не нравится мне все это, — хмуро сказал Михаил.

— Служба не нравится? — целясь орехом в лунку, усмехнулся Ибрагим.

— Не служба, а глупость наша. Если Клюев не дурак, он сразу подумает: откуда взялись эти два балбеса и какой им интерес кидать орехи?

— Погоди, — Ибрагим метнул орех мимо лунки, — так что же делать? Не на крышу же лезть.

— Не знаю. Вон Мурат с Полем как-то устроились, их и на улице-то не было, а наблюдали...

Михаил вскочил, толкнулся в калитку, за которой играли дети. Калитка распахнулась. Трое вооруженных палками мальцов — старшему было лет десять — бегали по плитам тесного дворика.

— Эй, пацаны! — негромко позвал Михаил.

Ребята прекратили беготню, старший — в брюках на помочах — подошел.

— Тебе кого?

— Тебя. В алты-кос играть умеешь?

— Нет, а что?

— Не может быть! — Михаил разыграл удивление, граничащее с отчаянием. — Такой боевой пацан и не играет в алты-кос? Как тебя звать?

— Али.

Михаил почесал в затылке и махнул рукой — где наше не пропадало!

— Так и быть, Али, научу тебя алты-косу. Дуй сюда.

Мальчишка подумал-подумал и, не найдя причин, которые помешали бы ему научиться игре в алты-кос, вышел на улицу. Младшие не отстали от него.

Вскоре за выступом стены шла оживленная игра. Привлеченные азартными выкриками, подбежали еще несколько ребятишек с других дворов. Детвора плотным кольцом обступила Михаила с Ибрагимом, и теперь, чтобы вести наблюдение за подъездом, приходилось просить то одного, то другого чуть сдвинуться в сторону. Слышалось напряженное сопенье, иногда прерывавшееся возгласами: