На железном ветру - [37]

Собрания обычно начинались в пять, и если до девяти оставалось время, то сдвигали к стенам скамейки и устраивали танцы. Танцевали под старое разбитое пианино, из которого один Поль умудрялся извлекать гармоничные звуки.

На эти звуки стекались жившие в окрестных домах девушки.

После одного из собраний Михаил отважился пригласить в клуб Зину.

— Разве чекисты танцуют? — удивилась она.

— Разве чекисты не люди? — ответил он настороженным вопросом.

— Любопытно. Я, пожалуй, пойду.

Она улыбнулась. Перспектива потанцевать с людьми, о которых рассказывают леденящие кровь ужасы, забавляла ее.

Когда они пришли, Поль находился в зале. Михаил познакомил его с Зиной.

— Велуа? — Она удивленно вскинула брови. — Чекист с такой аристократической фамилией? Ведь это — почти Валуа.

Она с любопытством ждала, что ответит Поль.

— Верно, почти, — согласился он, — только я куда богаче. Династии Валуа принадлежала одна Франция, а мне — весь мир.

— Как это понять?

— Точно так, как понимал Маркс: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, приобретут же они весь мир».

Поль наклонился к Зине, серьезно спросил:

— Не верите в мое могущество?

Она выжидательно улыбнулась.

— Видите, вон тот старый ящик? — Поль указал на пианино. — Сейчас я выбью из него вальс «Амурские волны».

Он сел за пианино и ударил по клавишам.

Только Михаил открыл рот, собираясь спросить свою спутницу о впечатлении, которое произвел на нее Поль, как вдруг чертом подлетел Федя Лосев, отвесил Зине старорежимный поклон и увел танцевать. Михаилу это не очень понравилось, потому что сам он танцевать не умел. Поль заиграл падеспань, и Федя передал свою партнершу Дадашеву. После Дадашева с нею танцевал Керимов, потом еще кто-то и еще...

Держалась она просто, без жеманства. Танцуя, она была в меру оживлена, ровно настолько, чтобы партнер чувствовал себя уверенно, а его неловкость в танце умела либо не заметить, либо сгладить ободряющей улыбкой. Непринужденность, с какою она вошла в незнакомое, более того — чуждое ей общество, была неожиданна.

Михаил не знал, радоваться этому или огорчаться. Ему доставляло удовольствие сознание того, что Зина нравится окружающим, но настойчивость, какую проявляли его товарищи в желании еще и еще раз потанцевать с нею, была неприятна. Он сознавал, что в нем говорит ревность, то есть чисто буржуазный пережиток, и досадовал на себя.

Домой Зину провожали вдвоем с Полем.

Михаил думал, что Поль сейчас же начнет агитировать за Советскую власть, за пролетариат, за комсомол. Но Поль всю дорогу либо разговаривал о книгах, либо забавлял Зину фокусами.

А когда потом Михаил спросил его о причинах столь странного поведения, Поль ответил вопросом:

— Скажи, может загореться сырой порох?

— Не может.

— Правильно, сперва его надо подсушить. Что твоя Зина до сих пор слышала о нас? Грабители, убийцы, звери в образе человеческом. Пусть посмотрит, кто мы и что мы. Почаще приводи ее в клуб. Пусть убедится в главном: ее класс прогнил насквозь и отмирает, наш — молод, свеж, в нем соединилось все лучшее, чем славно человечество. Навязать такие мысли нельзя, они сами собою должны войти в нее.

В то утро между Симой и Костей вспыхнула перепалка по поводу окон. В канцелярии было душно, и Костя попытался распахнуть настежь все окна. Симу это не устраивало. Под окнами рабочие-водопроводчики вырыли длинную глубокую траншею, взгромоздив вдоль панели гороподобные отвалы глины. Ветер заносил в канцелярию рыжую пыль, а на Симе сегодня блистала белизной кофточка. Последнее слово осталось за ней, и окна были наглухо закрыты.

Часов в одиннадцать в кабинет к Холодкову прошли Поль, Дадашев и Федя Лосев.

Поль сумел на ходу наделить дружеской улыбкой всех, вплоть до молчаливого Мусы, и развел руками — рад бы поговорить, да некогда. Вышел он минут через двадцать, радостно возбужденный. Сима оживилась.

— Что случилось, Поль? Коллега похвалил твои стихи?

— Сима, ты невыносима, — вздохнул Поль. Остановившись посередине канцелярии, крутнулся на каблуке. — Ура, братишки! Отпущен начальством на целые сутки. Согласно мудрой поговорке: кончил дело — гуляй смело. Шура и Сима, официально приглашаю вас в «Миньон». Состоится ужасное действо «Кровавое кольцо» в пяти сериях с участием непревзойденной Пирл Уайт!

— Ты всегда приглашаешь девушек парами? — за смехом скрывая недовольство, проговорила Сима.

— А что делать? Коли в месяц выпадает один свободный день, поневоле становишься жадным.

Поль подсел к Косте, поговорил о чем-то, улыбчиво поглядывая на Симу, бросил шутливое замечание Мусе, подошел к столу Михаила.

— Вот, почитай Беранже — отличные стихи. — Положил перед ним пухлый потрепанный томик. — Помнишь, говорил про иголку в стоге сена? Кажись, нашли. Чем и объясняется щедрость начальства.

Покинул канцелярию, но тотчас просунулся в дверь.

— Сима, не обижай столоначальника — он хороший!

Ответом был всеобщий смех, и довольная физиономия Поля исчезла.

В канцелярии воцарилось спокойствие. Привычно цокали машинки.

Вскоре красноармеец из внутренней охраны привел целую группу задержанных.

Их было четверо. Лицо одного из них — молодого человека в гимназической фуражке — показалось Михаилу знакомым. Вспомнил — видел его на Парапете, когда дожидался Зину. Там же этот «гимназист» встретился с Гасанкой. Физиономия примечательная — что-то в ней кошачье. Наверное, по каким-нибудь спекулятивным делам привлекли. Недаром Михаилу еще тогда показалось, что Гасанка спекулирует папиросами.