На железном ветру - [123]

Завтра, не позднее чем утром, надо непременно предупредить Лору, чтобы больше не показывалась на работе. А также на улице Суффло у тетушки Аделаиды. И вообще Лора должна перебраться в другой район. Завтра же. Хотя, почему же завтра? Она ведь ждет его на углу улицы Мазэт. Сколько сейчас времени?

Михаил вскинул левую руку — часов не было. Сняли. Верно, «мастер ножа» Шевелев. Отличные были часы...

— Мы на Трокадеро, мсье.

— К площади Звезды. Оттуда на бульвар Бон Нувель. Я скажу, где остановиться. Рано темнеет, не правда ли? Часа четыре, пожалуй.

— Половина шестого, мсье...

Михаил не поверил своим ушам. Неужели он около двух часов слоняется по улицам? А казалось, не больше получаса. Но тогда он не найдет Лору на углу улицы Мазэт.

Что-то беспокоило его. Было ощущение, будто в своих логических построениях он упустил какую-то мелочь. Какую? Он вспомнил. Взгляд, брошенный напоследок Лаврухиным... Взгляд, в котором таилось торжество победы. Или это была только хорошая мина? А записка? Что он в ней вычитал?

На бульваре Бон Нувель Михаил отпустил такси и боковыми улочками выбрался на Сен-Дени. Не доходя десятка метров до улицы Мазэт, замедлил шаги. Опять не давал покоя вопрос: почему же все-таки в глазах Лаврухина промелькнуло торжество?

15

Ненависть, как и любовь, питается надеждой. Когда надежда на отмщение пропадает, ненависть начинает чахнуть подобно траве во время засухи. Она остается в памяти, но не в сердце. Там, где раньше было бескомпромиссное «Я ненавижу» и это не требовало ни объяснений, ни доказательств, теперь гнездилась привычная мысль: «Я должен ненавидеть потому-то и потому-то». И в один прекрасный день человек вдруг убеждается, что совершенно равнодушен к предмету своей ненависти.

Пока эмиграция была организованна и целеустремленна, пока бравые галлиполийцы бряцали оружием, не словесным, разумеется, а огнестрельным, пока генерал Врангель назначал более или менее точные сроки выступления на помощь восставшей России, а эмиссары генерала Кутепова наводняли Страну Советов, пытаясь создать условия для восстания, Александр Лаврухин всего себя отдавал борьбе, его сжигала ненависть к большевизму, ко всему, что напоминало «чумазую Совдепию».

Но с годами таяли надежды.

Старело и разбредалось эмигрантское воинство. Спускались по дешевке шашки и видавшие виды офицерские «шпалеры». Дробились организации. Мельчали задачи. Мельчали люди. Усиливались разногласия между лидерами. Каждый помышлял только об упрочении собственного влияния, искал в приспешниках личной преданности, а не преданности делу. Понятия чести, боевого товарищества становились анахронизмом. Соперники не щадили друг друга. Пал от руки убийцы «герой» белого движения генерал Кутепов.

Лаврухин не относился к тем немногим, кто, закрыв на все глаза, продолжал грезить крестовым походом против большевиков. Склонный к трезвым оценкам, он понял, что белое движение кончилось. Существовали эмигрантские группы и комитеты, издавались газеты и даже литературный альманах, но движение как самостоятельная политическая сила умерло. И не без горечи Лаврухин должен был признаться себе, что его живая, горячая ненависть к Советам, к большевикам вообще также умерла. Что ж, они победили. Не только как военные, но и как дипломаты. Почти во всех европейских столицах находились советские посольства. Если во времена полной изоляции с ними ничего нельзя было поделать, то теперь и думать нечего. По-видимому, дни свои ему суждено закончить на чужбине. Надо устраивать жизнь основательно. Проще всего вылететь из седла, труднее утвердиться в седле.

В 1926 году Александр Милиевич, которому исполнилось тридцать три, женился на сорокалетней вдове Алине Ферро. Принадлежавший ей пятиэтажный дом, где он снимал две комнатушки на пятом этаже, искупал разницу в возрасте. Главную роль в этом браке сыграл Юрий. Бездетная мадам Ферро привязалась к белокурому кудрявому ангелочку, как к сыну, что и побудило ее связать свою судьбу с человеком, не имеющим гражданства, а следовательно, и будущего.

Александр Милиевич придерживался другого мнения. Он видел — с деньгами можно достичь всего. Значит, надо добывать деньги, сколотить солидный капитал. Богатому человеку какая страна откажет в гражданстве?

Прежде всего он принял фамилию жены и стал Александром Ферро. О прошлом он предпочитал помалкивать, по-французски говорил чисто, и деловые люди принимали его за соотечественника. Легальных путей приобретения богатства для человека без гражданства было немного, и скорого обогащения они не сулили. Александру Милиевичу деньги требовались сейчас, немедленно. Ждать? Такой роскоши он не мог себе позволить. Всю свою недюжинную энергию и волю, широкие связи он употребил на то, чтобы проникнуть в мир подпольных дельцов. Одновременно подбирал помощников. Он знал, кто ему нужен: люди, потерпевшие крушение, все потерявшие, выброшенные на дно жизни, обозленные, а потому готовые на все. Еще лучше, если за ними водились грешки, которые следовало скрывать от полиции. Первым был Шевелев — настоящая фамилия Курдюмов, — бывший поручик, доброволец марковского полка. Поручик служил «вышибалой» в тайном доме свиданий. Незадолго перед тем при попытке ограбления он пырнул ножом какого-то старика и скрывался от полиции.