На зависть всем, или Меркантильная сволочь ищет своего олигарха - [33]

— Ты что, идиотка? Как ты могла на меня подумать? Срочно съезжай из этой квартиры. Собирай вещи и съезжай.

— Я уже съехала. Соседи милицию вызвали. У меня нет никакого желания с ней общаться. А собирать там нечего. Я же тебе говорю, все разнесло, даже мебель. От норковой шубы ничего не осталась. Но это не важно. Главное, что я жива.

— Оля, но как ты могла подумать, что это сделал я? — задыхался от возмущения Олег. — Я-то тут при чем? Неужели ты можешь представить меня с гранатой в руках под окном? Мне жутко оттого, что ты знаешь меня столько времени и можешь обо мне такое подумать!

— Олег, я уже сама не знаю, что происходит. У меня просто голова идет кругом. Понимаешь, я столько с тобой знакома, и мне всегда казалось, что я достаточно хорошо тебя знаю, но сегодня я поняла, что на самом деле я тебя совершенно не знаю. Мне всегда казалось, что ты мной дорожишь, и я видела, как сильно ты меня всегда ревнуешь, и вдруг ты так спокойно подкладываешь меня под другого мужчину и даешь мне его телефон. Передаешь меня из рук в руки, как какую-то вещь. Отбираешь машину, бросаешь.

— Но если я все это сделал, то это не значит, что я способен кинуть гранату тебе в окно. У меня уже возраст не тот, чтобы бегать под окнами и кидаться гранатами. Оля, у тебя есть враги?

— Этот вопрос мне задали и охранники. Мой ответ однозначен: никаких врагов у меня нет. Олег, сам посуди, какие у меня могут быть враги, если я ничем не занимаюсь? Никакого бизнеса у меня нет, — сказав это, я замолчала и произнесла задумчиво: — Олег, а может быть, хотели убить не меня, а тебя? А у тебя есть враги? Ты же не просто так бежишь за границу?

— У меня масса врагов и завистников, — не раздумывая, ответил Олег. — Но ведь про эту квартиру никто, кроме меня и тебя, не знает.

— Трудно ли узнать! Вполне вероятно, что тебя выследили.

— Если меня выследили, то что же тогда убийцы просчитались и кинули гранату именно в тот момент, когда я уже уехал из квартиры?

— Олег, меня убивать незачем. Я не бегу из страны, и у меня нет ни денег, ни бизнеса. Как же я сразу не додумалась, что хотели убить тебя, а не меня.

— Какой-то глупый способ убийства, — озадаченно сказал Олег. — Проще человека где-нибудь пристрелить, чем кидать в окна гранаты. Самое главное — все обошлось. Оля, мне очень жаль, что так получилось. Не тяни, позвони сегодня же Георгию. Потом может быть поздно.

— Я очень ценю твою заботу. Иди под бок к жене, а то она проснется, поймет, что ты со мной говоришь по телефону, и закроет все твои счета. Будь хорошим мальчиком и слушайся свою властную женушку. Будь счастлив, — не без ехидства в голосе произнесла я и закончила разговор.

Неожиданно дверь в дом распахнулась, и на крыльцо вышла сонная мать.

— Ольга, здравствуй, — протерла она заспанные глаза. — А я проснулась и не пойму: слышу, кто-то разговаривает и голос на твой похож.

— А ты что, на ночь даже входную дверь не запираешь? — Я укоризненно посмотрела на мать.

— Забыла.

— С ума сойти! Это же как нужно напиться, чтобы забыть запереть входную дверь.

— Да ладно, все равно брать нечего.

— Двери запирают для того, чтобы чужие в дом не проникли. У тебя две дочери в доме спят. А если какой-нибудь маньяк или извращенец в дом зайдет и вас здесь всех перережет? Напилась вчера опять?!

— Дома только Тонька ночевала, — не ответила на мой вопрос мать. — Я ее уже в школу подняла.

— А Дашка где?

— Откуда я знаю? Твоя сестрица часто дома не ночует.

— Почему? — Я ощутила, как меня затрясло от злости.

— Понятия не имею. В тебя, наверное, пошла.

Пропустив едкую фразу матери мимо ушей, я встала и пристально посмотрела ей в глаза:

— Послушай, у тебя ребенок дома не ночует, а ты даже тревогу не бьешь. А вдруг с ней что-нибудь случилось?!

— Тоже мне, нашла ребенка. Она с тебя ростом! Что я ей сделаю, если она уже по рукам пошла?! Веревками связать я ее, что ли, должна или дома запереть?! Так она меня оттолкнет и все равно на улицу уйдет.

— Так она школу, что ли, бросила?

— Ходит иногда, но мне кажется, что аттестат ей вряд ли дадут. У нее одни прогулы. Кстати, Оля, а ты что здесь сидишь в такую рань? Случилось, что ли, чего? — опомнилась мать.

— Случилось, — сухо ответила я.

— Что?

— То, что ты теперь у меня пить не будешь.

— Я же тебя серьезно спрашиваю.

— А я тебе серьезно отвечаю. Я буду здесь жить, а сестры будут ходить в школу и меня слушаться.

— Ты у нас будешь жить?

— Да. Я тут прописана, а это значит, что имею право на площадь.

— Ты что, со своим старым козлом поругалась?

— Я с ним рассталась.

— Как рассталась?

— Что ты заладила, как да как. Что, не знаешь, как люди расстаются?!

— А на что мы будем жить? — непонимающе развела руками мать.

— Работать пойдем. Ты, когда работала, пила намного меньше.

— Куда мне работать? У меня уже здоровья нет.

— А пить есть здоровье?

— Ты как с матерью разговариваешь?! Легко осуждать. Побыла бы в моей шкуре, узнала бы, что значит одной троих детей поднимать, тогда бы говорила.

— Тебя никто не просил уходить с тремя детьми на улицу с высоко поднятой головой и обрекать их на нищету.

— Зато я сохранила гордость и чувство собственного достоинства!