На заре земли Русской - [59]

У реки запели рожки и засвистели стрелы, и это словно послужило сигналом. Перелесок ожил, рассыпался по заснеженному берегу реки, и тут же снег обагрила кровь, хрупкий морозный воздух разорвали крики, стоны, ругательства, ржание коней и звон мечей, топоров, булав. Бежать пришлось прямо по открытому полю, ни деревца, ни холма, чтобы прикрыться. Дмитрий огляделся вокруг: не было рядом князя, точно в воздухе он растворился, а ведь только что они разговаривали! Знакомый голос, громкий, властный, послышался ему где-то в отдалении.

Справа и слева он уже был окружен. Свои, чужие, — ничего не было понятно, ни одного знакомого лица, ни одного приказа, что да как делать, куда бежать, с кем драться и кого беречься. Мимо лица свистнула стрела; он едва успел отклониться. Не умея пользоваться щитом, он с досадой думал, что тот только мешается. Свое оружие показалось легким, ведь когда не думаешь о тяжести, совсем перестаешь обращать на нее внимание. Руки двигались сами, отдельно от мыслей, внутри остался только опустошающий страх: страх перед смертью, которая может настигнуть в любой миг; страх перед нарушением заповеди Божьей — «Не убий», — наказывал Христос, и поэтому сам факт отнятия чужой жизни вопреки слову Господа связывал руки. Не думая о том, что может случиться и стараясь только не попасть под удар, Дмитрий размахивал мечом налево и направо, и совершенно вылетело из головы все, о чем накануне говорил Всеслав.

…Мир опрокинулся, небо слилось с землей, звон клинков и мечей, стоны раненых, крики и ругательства воинов вокруг — все сплелось в один невообразимый шум. Одного из нападавших Всеславу удалось отвлечь, ударить острием меча со спины и сбросить с берега, но тут же его место занял другой человек. Что-то смутно знакомое почудилось князю в его привычных, отточенных движениях: то ли непоколебимое хладнокровие, то ли непринужденная волевая стать. Правда, вспоминать и раздумывать было некогда. После нескольких ударов соперника вдруг повело вбок, и он упал на колени в снег.

— Всеволод, — выдохнул Всеслав, в свою очередь тоже опуская оружие, и голос его показался охрипшим от волнения и плохо скрываемого удивления. Свободной рукой раненый воин стащил шлем, и по лицу его рассыпались светлые кудри. В полутьме никто из них не видел другого, но оба безошибочно догадались, с кем сражаются.

— Всеволод, — уже тише повторил Всеслав с легкой, почти насмешливой улыбкой. — А помнится мне, ты крест целовал на мире?

— Это да… — с трудом выговорил князь переяславский. Под его свободной ладонью хрустнула ветка, как будто перебивая его. — Так братья отговорили…

— А ты верен был кому? — жестко спросил Всеслав, разворачиваясь и снова глядя в упор на него. — Им? Или мне? Кому клятву давал?

Собрав остатки сил, Всеволод поднялся. Клятва, клятва… Об этой клятве он только и слышал последние несколько солнцеворотов. Не давал старшим братьям покоя мир с полоцким князем, не нравился, хотя сам Святослав тоже согласился подписать берестяную грамоту.

— Пусть мечи наши подтвердят клятву! — тихо, но твердо воскликнул Всеволод. — Видит Бог, я не хочу твоей смерти, но и брату я останусь верен.

— Будь по-твоему, — Всеслав перехватил оружие.

Когда занесенный меч со свистом врезался во что-то твердое, Дмитрий испугался. Лезвие ударилось о щит оказавшегося перед ним противника. Парнишка пригляделся: из-под сбившегося набок шлема было видно молодое лицо без тени страха или смущения в глазах. Соперник был таким же, как и он сам, — вероятно, ему не было еще и двадцати солнцеворотов. Однако все его движения были точны и быстры, в отличие от движений неопытного юного мастера, которому меч в руках держать пришлось в жизни только раз.

Скрестились мечи юношей. Звонко загудела раскаленная сталь, внизу, казалось, дымилась земля. Ноги неудобно путались в снегу, Митька поскользнулся и, не удержав равновесие, упал, оперевшись на колено, прикрылся одной рукой и на мгновение крепко сомкнул глаза. Молодой дружинник, сражавшийся против него, совершил промашку, и тем самым Дмитрий выиграл один миг, чтобы подняться. Сосредоточив все внимание на ударе и бросив на него все силы, он вовсе упустил из виду оружие противника, то задевающее его щит, то ударявшееся о лезвие его меча так, что едва ли не сыпались искры. Поэтому, когда накалившееся в бою лезвие чужого меча ударило справа под ребра, с размаху пробив плотный кожух, Митька только испуганно удивился, ведь так странно и так неправдоподобно было умирать в неполных восемнадцать лет. Разорванная рубаха намокла от крови, вся правая сторона налилась вязкой свинцовой тяжестью, сердце быстро забилось где-то в горле. Стиснув зубы от боли, он согнулся пополам, выронил щит, зажал свободной рукой рану. Попытался выпрямиться, но от слабости, пришедшей уже после удара, в глазах плыло и двоилось, закружилась голова. Клинок выскользнул из обессилевшей руки. Противника уже не было видно за туманом, и Дмитрий не понимал, чудится ли ему эта дымка или вправду тянется вдоль пологого берега реки.

* * *

Небо с болью резануло по глазам. Отчаянно-ясное, до прозрачности синее и бескрайнее, оно сияло и переливалось, как купола собора на солнце. Рваные клочья тяжелых облаков разогнал ветер, он же принес с реки запах мокрой земли, свежей травы и весенней сырости.