На заре земли Русской - [105]
— Княже Изяслав Ярославич! Люди ведь ждут!
Изяслав с содроганием узнал своего стольника Богдана. И еще одна страшная мысль проскользнула: не почитают его люди ни в Киеве, ни в Переяславле, ни в Полоцке, нигде. Ведь если бы чтили, то не посмели бы… Ведь истинно добрая власть — это не только умение подчинять. Это умение любить людей, слышать их. Вспомнить хотя бы веру ромейскую: разве так уж она нужна была всем? Никому нет дела до того, какому богу ты молишься, что признаешь: лесного идола или святой крест, если живешь по чести да по совести. Бог не поможет. Ничто не поможет, если ты не поможешь себе сам.
Изяслав медленно вышел из гридницы, спустился. Здесь, на красном крыльце, он вдруг почувствовал, что нет больше никаких различий между ним и теми, кто стоял тогда на подворье. Ведь он — человек или они — такие же люди, из плоти и крови, с той же верой, с такими же семьями, с такой же мечтой о счастье и о правде. Но у каждого эта правда своя, и оттого между великим князем и горожанами в тот день стояла непреодолимая стена, которую увидеть ему оказалось не под силу.
— Вышел, показался!
— Изменник!
— Собака!
Не успев выйти, великий князь захлопнул дверь и, устало привалившись спиной к стене, сжал виски ладонями. Не стоило появляться, ведь теперь они все это так не оставят. Шум на подворье поднялся невообразимый. Люди забрасывали терем камнями и черепками разбитой глиняной посуды, и среди прочего Изяслав разобрал угрозу:
— Вели дружину поворотить обратно!
— Веди, князь! Отомстим степнякам за реку Альту!
— Коней, мечей дай! Сами пойдем!
Подошел воевода, положил руку ему на плечо.
— Что делать прикажешь?
— Ждать, — коротко бросил Изяслав. — После их разгоните. Пускай пошумят, должны ведь понимать, что нет у Руси сил больше воевать со степью.
Но распалившуюся толпу было уже не остановить. Все, что накопилось за этот солнцеворот, вся злоба, вся горечь в один миг выплеснулась в одном общем крике. Киевские гридни, последние, кто верен был престолу, попытались унять горожан, но тщетно: те вступали в драку кто с чем, в ход шли ножи, топоры, вилы и даже рогатины. Неизвестно, кто первым выкрикнул имя Всеслава: говорят, что это был рыжий парнишка-стольник, а быть может, в тот час о нем вспомнил кто-то другой, но горожане подхватили. Ведь он прослыл среди них чародеем, вещим. Только ему было под силу удержать великий престол и сохранить земли от половецких набегов. И он до того ни одной сечи не проиграл, и удел его северный был славным, сильным городом.
— Волю Всеславу!
— Волю князю полоцкому!
— Волю!
… В порубе стояла, как и обыкновенно, тишина. Шум долетал словно сквозь плотную пелену тумана, но звон оружия, ржание лошадей и некоторые особенно громкие голоса разобрать было вполне возможно. Внимательно, жадно прислушиваясь к ним, братья о чем-то шепотом спорили. Наконец Ростислав не выдержал:
— Отец, что это?
— Я не знаю, — тихо ответил Всеслав. Младший сын взглянул на него, ожидая, что он улыбнется в ответ, но он был необыкновенно суров и взволнован. — Подождем, что дальше будет.
На деле же он если не знал точно, то догадывался, что этим дело и закончится. Что однажды люди все поймут и не захотят видеть на киевском престоле Изяслава. Что Изяслав отказал народу, не дал ни коней, ни мечей, и нового похода в степь не захотел, струсил. Что люди захотят мести за сожженные и разграбленные родные села, за погибших братьев и сестер, родных, любимых. За все…
Ударом топора Богдан сбил тяжелый замок. На короткий миг стало тихо. Скрипнула старая покосившаяся дверь. И на свет божий вышли двое усталых, измученных парнишек, а за ними — немолодой уже бледный сероглазый человек. Седой, с суровой морщинкой на лбу, в перепачканной землей и глиной рубахе с широким поясом, он, щурясь от яркого солнца, оглядел всех собравшихся и вдруг низко, до самой земли поклонился:
— Спасибо вам, кияне, что вернули моим сыновьям свободу…
Вместо послесловия
Чистоту, простоту мы у древних берем,Саги-сказки из прошлого тащим,Потому что добро остается добром:В прошлом, будущем и настоящем!В. С. Высоцкий
После восстания Изяслав бежал в Польшу, на родину своей жены, и долгое время провел при дворе польского короля Болеслава Храброго. Через год он вернулся на Русь, но это уже совсем другая история.
Великим князем киевским стал Всеслав, но правление его было недолгим: в апреле 1069 после победы над степняками он вместе с Романом и Ростиславом вернулся в Полоцк и правил еще долгих тридцать два года.
Зорька, он же брат Анисим, по-прежнему писал иконы для Киево-Печерского монастыря, а позже стал духовным отцом для маленького певчего, Тихомира, как когда-то стал для него самого отец Феодосий Печерский.
Стёмка Сокол остался в Переяславле, снова взялся за оружейное дело, обвенчался с травницей Ульяной. В Киев он больше не возвращался, но смог отыскать и навестить своих родных в Полоцке.
Всеслав и Александра воспитали шестерых сыновей, все они стали достойными детьми земли русской. В 1101 году княжение в северном уделе принял Ростислав.
Об остальных навряд ли можно сказать что-то точно. Ведь у каждого своя жизнь, свои горести, свое счастье и свой Бог. Можно быть уверенным только в одном: каждая история имеет конец.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.