На Запад! - [43]

– Поворот! – рявкнул Треска, проделывая все тот же маневр, что и до этого. Не дойдя каких-то десять шагов до челнов, ладья понеслась мимо них своим правым бортом.

«Щелк», – Воята разрядил самострел и схватил лежащую рядом метательную сулицу. Перезарядиться сейчас он уже явно не успевал, а два крайних челна черемисов вдруг резко ускорились, словно желая протаранить русскую ладью.

– На! – Воин метнул копье и успел нырнуть за щит. «Бам, бам!» В него со стуком ударили две стрелы. Что-то сверкнуло, и в борт впился остро отточенный крюк.

– Якоря мечут! – раздался крик Молчана, и он, подскочив, рубанул по туго натянутой веревке мечом. Та лопнула, а в округлый шлем ладейного старшины ударила стрела. Молчан пошатнулся и сполз на палубу.

– Старшину убили! – раздался чей-то истошный крик.

– Молчи, дурень! – рявкнул Лютень. – Живой он! Воята, Переяслав, отнесите его к лекарше, только осторожно!

План черемисов не сработал, зацепить якорями русские ладьи не удалось, они проскочили под самым носом нападавших, осыпая их стрелами, самострельными болтами и метательными сулицами. После очередной смены гребцов андреевские пошли на третий круг, но воевать уже было не с кем. Челны отстали за кормой, а мелкие лодочки уходили к берегам.

– Никак отбились? – вздохнул Лютень, осматривая реку. – Всем оглядеться, раненых к лекарше! – Сам же он подошел к Айгуль, наблюдая, как та вливает тонкой струйкой воду в рот Молчана.

– Пей, пей, ничего, что она горькая, – ворчала лекарша. – Потом глаза закрывай и спи, нечего тебе вставать, тебе покой нужен. Голову сильно зашибло, – ответила она на вопрос Лютня о самочувствии друга. – Ничего, три дня отлежаться – потом все хорошо будет.

– Нельзя мне три дня лежать, – пробормотал ладейный старшина. – Как лежать, когда эти наскакивают?

– Да все, отбились, спи уже, неугомонный, – буркнул Лютень, ковыряя скол на дружинном шлеме. Повезло, что стрела выше ударила, хорошая была, под пробой брони сделанная. – Апа, у нас тут трое раненых, хорошо, что легко, посмотри всех, – попросил он лекаршу. – Не знаю, как на других ладьях, а вот мы легко отделались. Сейчас точно до позднего вечера будем идти, а вот на стоянке видно будет, что там у остальных.

– Травок у меня мало, – сокрушенно вздохнула Айгуль. – В тех сборах, что у вас были, трети моих не хватает. У меня ведь особые там есть, мало кто про них даже знает. Ничего, как-нибудь управимся, мне вон мои хорошо помогают, – кивнула она на двух булгарок, сноровисто перевязывающих раненого.

Три дня пути по диким местам караван прошел спокойно. Как видно, последний бой на реке убедил черемисов в безнадежности всех их попыток разбить караван, и за ним теперь следовало только лишь несколько малых однодревок.

– Приглядывают, – кивнул на дальние лодочки бледный Молчан. – Близко не подходят, уже ученые.

– Ты бы посидел лучше, вон ведь какой белый, – проворчал Лютень. – Теща опять ругаться будет, что по ладье скачешь.

– Да я аккуратно, ну чего ты? – пробормотал старшина. – Невмочь мне лежать, укачивает, мутит сильно.

– Это да-а, волнение большое на реке, – согласился Лютень. – А оно ведь нам на руку было. Наши-то ладьи – они тяжелее и устойчивее к нему, а вот взять черемисские суденышки, эко их во все стороны шибко бросало. Какие бы лесовины умелые ни были, а ты вот попробуй так же повоюй, когда тебя волна захлестывает.

За пару десятков верст до Нижнего Новгорода пропали и сопровождавшие караван лодки черемисов. Отсюда началась русская земля. Возле устья Оки караван разделился, большая его часть поворачивала налево и уходила в Муромские и Рязанские земли. Дальше по Волге следовали только андреевские ладьи и два кнорра свеев.

– А может быть, ты и не прогадал, Лютень, а это я сам дурень? – глядя на очередной стоянке, как сноровисто перевязывает раненого Айгуль, глубокомысленно проговорил Гуннар. – Такая лекарша, она бы больших денег стоила на дальнем торгу. Ну, чего уж теперь говорить, нужно было изначально полон в три десятка гривен оценивать. Да и ладно, впредь умнее буду, – и он, махнув рукой, пошел к своему костру.

От Торжка андреевцы уходили по Тверце без шведов. Гуннар решил задержаться для закупа местного полотна и хотел попробовать поторговать своим товаром. А впереди у андреевского каравана были большие северные волоки, и к двадцатым числам августа он наконец-то вышел на спокойную воду реки Мсты.

На Волме сделали дневку. После волоков одна из ладей дала малую течь, были и еще небольшие неполадки, и нужен был малый ремонт. В селище уже было четыре жилые избы.

– Две семьи из Торжка вернулись, – объяснял Лютню знакомый ему селянин Семен. – Перебедовали там лихолетье, и вот теперь их на родную землю потянуло. Одно плохо: отсеяться-то они не успели, сейчас если только ремесленным промыслом им придется кормиться. У нас-то с Кирюхой, спасибо вам, все поля, когда нужно, были засеяны. А они-то уже к июлю сюда с торговым караваном приплыли. Сейчас ежели только под озимые им отсеяться, а вот яровое зерно-то уже поздно совсем в землю кидать.

– Ладно, место у вас тут бойкое, глядишь, и прокормит всех, – обнадежил Семена Лютень. – Вон, они уже с Молчаном вокруг наших ладей на лодочке вокруг ходят, все что-то щупают там и горланят. Будет им сегодня работа. Мы немного зерна и проса в Булгарии наторговали, так что есть чем рассчитаться за труд.