На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - [21]

Играя на уязвимой струнке президента – гуманности, – можно наладить тёплые отношения с ним, несмотря на возможное различие идеологических позиций. Чтобы по-настоящему сблизиться с Камачо, надо восхищаться его знанием лошадей, успехами конного поло в Мексике.

Мексиканские коммунисты, по мнению президента, несерьёзны, «пытаются привлечь к себе внимание, но сами не знают, чего хотят». В одной из бесед с близким ему человеком он сказал: «Сталин приказал бы расстрелять некоторых местных коммунистов, ибо они плохие руководители и похожи на политиков из пивных. Они никчемные патриоты и должны больше заботиться о Мексике, чем о России». Камачо не является неизлечимым антикоммунистом, но с брезгливостью относится к тому, что ему кажется погоней за дешевой популярностью под громкими лозунгами. Раньше он часто с уважением говорил о Ленине, а теперь – о Сталине.

Камачо не любит вспоминать, что до 1939 года увлекался, как многие мексиканские политики, всем немецким. Он был президентом Германского конного клуба, часто встречался с немецкими коммерсантами и дипломатами, чтобы пригубить в их компании баварского пива. Восхищался воинственностью и зрелищностью парадов в Третьем рейхе, и, по слухам, немцы организовали для него «закрытый показ» документального фильма Лени Рифеншталь «Триумф воли». Разумеется, что с началом войны пронемецкие «завихрения» у Камачо прошли, он твёрдо стал на сторону США и союзников.

Министра внутренних дел Мигеля Алемана можно считать его любимчиком, хотя тот – смертельный враг Эсекиэля Падильи, министра иностранных дел. Их вражда выгодна Камачо, помогает сдерживать этих амбициозных политиков. Алеман и Падилья – конкуренты в будущей борьбе за президентский пост. Алеман не принадлежит к реакционерам, но к местным коммунистам и политически активным испанским беженцам относится враждебно. Для министра внутренних дел иная позиция, в принципе, невозможна. Он не любит постороннего вмешательства в дела своего министерства и подведомственных органов, чем грешат американцы. Поэтому Алеман в своём кругу нередко допускает антиамериканские высказывания. Любит весёлые компании, не чуждается похождений, и из-за женщин, которые ему нравятся, готов на многое. Тем не менее, умеет избегать скандалов по этой части. Явных грязных дел (как у Максимино Камачо) за ним не числится. Но возможностями для получения «доходов» он, несомненно, обладает: его имение «Макамбо» этому доказательство».

До вручения верительных грамот ещё оставалось несколько дней, и Тарасов познакомил Уманских с достопримечательностями мексиканской столицы и её окрестностей. Резиденту пришлось попотеть за рулём, чтобы удовлетворить любознательность посла. Экскурсию начали с площади Сокало, посмотрели близлежащие соборы, Дворец изящных искусств, парк и крепость Чапультепек, президентский дворец. В Теотиуакане Уманского поразили древние пирамиды Луны и Солнца: «Какая мощная, самостоятельная культура у мексиканцев!» Тарасов уже успел побывать в этом туристическом месте, расположенном в полусотне километров от Мехико, и слово в слово пересказал послу всё то, что поведал ему гид.

На обратном пути заехали в книжный магазин, в котором посол купил самоучитель испанского языка и испанско-английский словарь. Один из маршрутов Тарасов проложил так, чтобы проехать мимо строения за высокой стеной на углу улиц Вена и Рио-Чурубуско.

«Бывшая «крепость» Троцкого, – пояснил Тарасов. – Он тут и похоронен. Его вдова – Наталья Седова – отказалась переехать в другое место».

Специальной охраны у здания за высокой стеной не было. Но маршруты патрульных автомашин были проложены так, чтобы не оставлять «крепость» без присмотра. Седова в переписке с Центром проходила под именем «Вдова». Наблюдение за нею не велось, хотя её имя иногда появлялось в агентурных сообщениях. Делегации троцкистов из США и стран Латинской Америки, приезжавшие в Мексику, считали долгом посещение последнего прижизненного убежища Троцкого и его могилы.

В воспоминаниях Василевский-Тарасов уделил Уманскому много места. Иначе быть не могло. Работали плечом к плечу, умели находить общий язык. Посол – крупная историческая фигура. Любая подробность имеет значение. Послу было за сорок лет, когда он приехал в Мексику. Характеризуя его, резидент особо отметил его «исключительно хорошую память», «быстрый и острый ум», «находчивость и остроумность»: «Он был среднего роста, с выразительным лицом и умными глазами. И, несмотря на свою сравнительную молодость, уже имел солидный опыт работы за границей. Несколько лет провёл в европейских странах в качестве корреспондента ТАСС, затем перешёл на дипломатическую службу, был советником посольства в Вашингтоне, а затем там же – поверенным в делах… Блестяще владел пером, умел очень хорошо составлять сложные дипломатические документы. Максим Максимович Литвинов, часто возражавший Сталину при обсуждении дипломатических дел, говорил, что написанные Константином Александровичем документы обычно «легко» проходили у Сталина, а поэтому часто поручал ему их составление. К этому стоит добавить, что некоторое время Константин Александрович выполнял обязанности личного переводчика И.В. Сталина при его переговорах с высокопоставленными особами, приезжавшими к нам»…