На взлетной полосе - [25]

А может, оттого все так случилось, часто размышлял Черезов, что докторскую степень вершиной своей посчитал? И весь выложился на пути этом? Вспоминались головокружения от усталости, бессонница, противная дрожь во всем теле по утрам… Но шли дни, время как-то сравнивало число побед и поражений, он забывал свои сомнения.

В их компании был еще Спирин, тоже когда-то начинал работать, даже первые результаты неплохие получил, но после в сторону отошел, общественной деятельностью занялся.

— Что ты в этом хорошего нашел, — часто спрашивал его Черезов при встречах.

— Мне теперь обратного пути нет, — говорил Спирин, улыбаясь, махал рукой. Все они оставались с ним в друзьях-приятелях, только побаивались втайне, с каждым годом все больше угадывалась в Спирине озлобленность какая-то, то ли от неудач своих, то ли просто от зависти…

Нет, все-таки звонил. Не мог забыть. Он поморщился, вспомнив свой разговор телефонный, что-то сжалось внутри, нехорошо в висках зашумело. «А может, от возраста это», — подумал Черезов, и стало ему безразлично сразу, легко. Звонил — значит, надо так. Не станет же он из-за ерунды беспокоить.

За два дня перед защитой они встретились поздно вечером в этом же зале. Огни в нем наполовину погашены были, лишь несколько ламп освещали длинный стол. Сахаров тоже что-то царапал на обложке своего учебника, после лекции пришел, и пальцы в мелу были.

Тот, кто пригласил их, не торопился начинать, терпеливо ждал, Климкович должен был подъехать с минуты на минуту, занятий у него не было, домой звонить пришлось. Черезов тихо с Зиминым разговаривал.

— Яблони надо обязательно утеплить. Мешковиной или еще чем, — бормотал Зимин. — Участок на окраине, зайцы могут обглодать.

— Я пленкой обмотал, — сказал Черезов, — толстая такая пленка, весной в отделе снабжения была.

— Теперь ее не найдешь. А славно было бы из нее парничок соорудить…

— Да, славно бы… Не подумал я сразу-то.

У Черезова сад был уже лет десять, а Зимин недавно приобрел, теперь наверстывал, книжки всякие по агротехнике садовых культур читал, и Черезов всегда с усмешечкой его слушал, как у всяких садоводов начинающих, идей много у него возникало, а попробуй сделай что-нибудь стоящее в таком суровом климате.

— Может, начнем? — спросил Сахаров, поднимая крупную лысеющую голову.

— Еще пять минут, — попросил его Зимин.

— Завести двигатель тяжело, воду греть надо, — пояснил Черезов, и почему-то с мстительным чувством представив Климковича в холодной темноте гаража. Вот уж любитель техники, на троллейбусе в два раза быстрее, но тот и слышать не желает про общественный транспорт. Черезов на своей машине ездил мало, летом только, с первыми заморозками воду сливал и на колодки ставил. Очень боялся он зимней дороги, занесет на торможении, как Зимина однажды, боковые стекла долой и задняя дверца в гармошку. Нет, уж лучше за пять копеечек.

— Я нынче перегноя две машины ухватил, с торфом перемешаю, меньше удобрений уйдет, — не унимался Зимин. — И рассаду выберу крупную, с толстым корнем. Оказывается, корень все определяет.

— Да, да, — кивал Черезов, и в это время Климкович появился.

— Дело, братцы, думаю, серьезное. Мы с некоторыми товарищами работу Колосова просмотрели, детально, на высоком уровне, и к мнению одному пришли — рановато его в большую науку выпускать, — сказал тот, кто собрал их всех.

— Так лаборатория твоя добро дала, назад поздно поворачивать, — тихо заметил Климкович, все еще отдуваясь от быстрой ходьбы.

— Ну, это объяснить можно. У них там молодежь одна, попробуй против. Не разобрались! — сказал Сахаров. — Я лично тоже считаю защиту преждевременной.

Черезов только тут уловил, в чем дело, и, помолчав, присоединился к Климковичу.

— Поздно теперь. Объявление в газете напечатано.

Не нравилась Черезову вся эта потаенность, будто на квартире нельзя было собраться, а вот здесь только. Он возражать пытался, но его быстро как-то уговорили, и доводы были серьезные: данные сплошь эмпирические, единой стройной теории нет, и ляжет на ученый совет пятно, поди, потом оправдывайся перед высшей аттестационной комиссией. И Черезов согласился. Лишь успокаивал себя, что далека тема эта от строительной механики, а в таких делах лучше знающих людей послушать, верней получится.

Теперь же, слушая Савина, он словно под гипнозом оказался. Тот едва уложился в регламент и под одобрительный шум зала на свое место возвратился. А когда мимо Черезова проходил, тот вспомнил сразу, чем неприятен этот Савин ему был при каждой встрече. Остро пахло от старшего научного сотрудника приторным одеколоном, не из дешевых, наверное, но так сильно, что отвернулся Черезов и глаза закрыл.

Все это не имело отношения к происходящей защите. Своим чередом выступали оппоненты, из зала вопросы шли, секретарь зачитывал их, и после каждого Колосов быстро объяснять начинал, судорожно, прыжками почти, перемещаясь вдоль развешенных плакатов.

— Как впечатление? — спросил Черезова Зимин.

— Шустрый он, инженер этот, — Черезов помолчал. — Ты будешь выступать?

— Надо.

— А может, пропустить? Работал человек, лет пять угробил… — сказал Черезов, проникаясь необъяснимой тревогой за Колосова, уж очень тот был беззащитен сейчас, один против всех, лишь сзади поддерживали его два десятка графиков и таблиц.