На всю жизнь - [2]
Он взял мелок и отчетливо написал на доске:
«Впечатление сегодняшнего дня».
Сначала в классе слышалось сдержанное гудение, шелестела бумага, скрипели парты, потом шум стал стихать. Только иногда раздавался тяжелый вздох, неясное бормотанье — начались муки творчества. Кто-то громко фыркнул — вспомнил, наверно, что-нибудь смешное. Некоторые сидели в задумчивости, другие уже строчили вовсю. Среди этих был и Ваня Зайцев. Он не раздумывал долго. Впечатление сегодняшнего дня сразу же отчетливо всплыло в памяти, потому что он был полон им все время.
«… Сегодня в девять часов утра на урок математики к нам пришел господин директор Илья Николаевич…» — так начал он свое сочинение. Далее излагались события утреннего урока: вот директор вызвал его к доске, продиктовал задачу из учебника. Маленькая заминка с десятью копейками. Илья Николаевич спросил, куда потерялся гривенник, и у него вышло так: «ггивенник».
«…Это врезалось мне в голову, — усердно писал Зайцев, — и заставило думать: я ученик и то умею правильно произнести звук «р», а он директор, такой большой и ученый человек не умеет произносить букву «р» и говорит «гг»…»
Добавив еще кое-какие подробности, Зайцев перечитал написанное. В деревне приходилось писать огрызком карандаша, на чем попало и где попало: и в поле, и в лесу, и дома, прячась в сарайчике, где и летом было полутемно. Этой зимой он приналег на чистописание. Буквы уже не слипались одна с другой, строчки шли ровнее. Сегодня он был доволен и своим почерком, и сочинением и одним из первых отдал его классному дежурному.
Раздача сочинений всегда была волнующим событием. Каждому было жгуче интересно поскорее взглянуть на отметку. Когда Василий Андреевич входил в класс с пачкою тетрадей, ему стоило немалого труда сохранять невозмутимо-серьезный вид под нетерпеливыми взглядами.
На этот раз было видно, что он чем-то недоволен, даже сердит. Он хмуро следил, как дежурный раздает тетрадки, потом спросил:
— Все получили?
— Я не получил, Василий Андреевич! — сказал Зайцев, поднимаясь.
Некоторое время учитель смотрел на него в упор, потом схватил со стола тетрадь, размахнулся и бросил Зайцеву в лицо.
— Свинья! — сказал он, тяжело дыша. — Свинья ты!
Зайцев остался стоять неподвижно, вытянув руки по швам, как солдат. Его маленькое скуластое лицо окаменело. Кто-то поднял с полу раскрывшуюся тетрадку и положил к нему на парту. Со всех сторон потянулись любопытные, заглядывали с боков, сзади, через плечо.
Произошло что-то непоправимо ужасное, но что? Этого Ваня Зайцев не мог понять, щеки и губы у него задергались, слезы подступили к горлу. Еще не бывало такого, чтобы Вася швырялся тетрадями. Никому он не перечеркивал страниц сверху донизу, не ставил таких отметок.
— По местам! — строго сказал учитель.
Все отхлынули от Зайцева. Он тоже сел. Перед глазами лежало его сочинение, перечеркнутое косым красным крестом, жирно, с нажимом. В уголке страницы был начертан большой, круглый, зловещий нуль, похожий на совиный глаз, и рядом четкая подпись учителя: «В. Калашников».
И в эту минуту в класс вошел директор Илья Николаевич.
— Садитесь! — сказал он своим спокойным, ровным голосом и, как всегда, спросил учителя, что сегодня проходят. Узнав, что розданы сочинения с прошлого урока, он стал прохаживаться вдоль парт, смотрел отметки. Иногда он говорил: «Ай, ай, как же это ты?» Или: «Вот видишь, оказывается, ты отличился!»
Зайцев опустил голову еще ниже. Илья Николаевич поравнялся с его партою:
— А как преуспел Зайцев Иван?
Небольшая смуглая рука взяла с парты тетрадь. В классе наступила такая тишина, что, кажется, зазвени у соседа в ухе, и всем будет слышно. Директор читал, и все увидели, что он улыбается.
— Василий Андреевич! За что же это вы наградили мальчика орденом красного косого креста и огромнейшей картошкой?! Что тут такое? Грамматические ошибки? Изложение?
Учитель медленно подошел к нему.
— Скажите, Василий Андреевич, как называлась тема сочинения?
— «Впечатление сегодняшнего дня», — глухо ответил Калашников.
— По-моему, здесь и рассказано об этом, — живо отозвался Илья Николаевич.
— Да, но это… впечатление, — Калашников мучительно подыскивал выражение. — Я даже не знаю… как его назвать…
— Вы находите в нем что-то дурное?
— Я считаю… мне кажется… — с натугой заговорил Калашников. — Во всяком случае… я считаю его неудобным… даже недопустимым… Здесь допущено неуважение… к начальствующим лицам, которые…
Директор не дал ему договорить:
— Простите, Василий Андреевич, не могу согласиться с вами! Мальчик написал о том, что произвело на него впечатление в тот день. И что самое важное, — директор с особым ударением произнес эти слова, — написал искренно! Нет здесь ничего искусственного, выдуманного. Грамматически оно правильно, последовательно и вполне соответствует заданной теме. Это одно из лучших сочинений…
Он взял ручку с парты, аккуратно обмакнул ее в чернильницу и написал: «Отлично. И. Ульянов».
— Надеюсь, Василий Андреевич, вы не опротестуете мою оценку? Право же, сочинение вполне ее заслуживает!
Учитель стоял перед директором потупясь, похожий на ученика, внезапно вызванного к доске. Вот оно, впечатление сегодняшнего дня, после которого уже нельзя жить так, как жил раньше. Он получил урок по тому предмету, который не преподается ни в каких учебных заведениях. Урок был дан мягко, не оцарапал душу, но как он перевернул ее!..
