На восходе луны - [42]

— Марин, в приемной опять принтер загнулся, так что готовься, — с улыбкой сообщила Наталья Александровна.

Марина тяжко вздохнула и скромно потупила глаза. Наталья Александровна задорно рассмеялась:

— Чего вздыхаешь, невеста? Ты б лучше на свадьбу пригласила!

Наталья Александровна Бабушкина, старший корректор газеты, как нельзя более точно соответствовала свой фамилии. Милая, обаятельная женщина раннего пенсионного возраста, немножко полноватая, с такой симпатичной впадинкой на подбородке, которая делала ее похожей на говорящую куклу. Носила Наталья Александровна строгие костюмы, которые совершенно не сочетались с ее милым, добрым бабушкиным обликом. Ее бы одеть в уютное домашнее фланелевое платье да повязать поверх него хлопчатобумажный клетчатый фартучек — получилась бы вылитая мультфильмовская бабушка. И по натуре Наталья Александровна была столь же добродушной, какой и должна быть добренькая бабушка: женщина приятная и безотказная, она умела создать вокруг себя уютную, теплую атмосферу. И даже если и позволяла себе бросить камешек в чей-то огород, то камешек этот каким-то фантастическим образом за короткое время полета превращался в мягкий шерстяной помпончик от детской шапочки. Ее подколки получались такими искренно-беззлобными, что обижаться на нее не было ни малейшего желания.

Вот и теперь Наталья Александровна пошутила о том, о чем Марине даже шутить не хотелось, однако и обидеться на Бабушкину никак не получалось. А потому Марина еще раз вздохнула и притихла. Поломка принтера означала только одно: на вызов для починки оргтехники придет не кто иной, как Виктор Каламухин. А всей редакции было известно, что Каламухин весьма неровно поглядывает в сторону тихой и скромной Марины Шелковской.

Вообще-то Каламухин был не Виктором, а Витольдом, даже не просто Витольдом, а еще и Теодоровичем, просто в редакции его имя сократили для удобства. Правда, иногда, подтрунивая над странным именем, называли его Тореадоровичем. Да и какой там вообще Витольд, какой Теодорович, когда выглядел Каламухин абсолютно русским парнем. Правда, вполне симпатичный, даже очень приятный молодой человек лет так несколько за тридцать, интеллигентное спокойное лицо, серьезные задумчивые глаза. Виктор не был простым наладчиком оргтехники, он был не просто так, а аж директором частного предприятия 'Конкорд'. И так ли важно, что в конторе с таким громким названием работало всего-то три человека: секретарша Анжела, техник-наладчик оборудования Костя, ну и, знамо дело, сам директор. И все-таки 'директор' — это звучит гордо.

Обычно по вызовам ходил Костя — недаром ведь наладчик, это как раз было его непосредственной обязанностью. Однако однажды вместо заболевшего Константина на вызов явился Витольд Теодорович собственной персоной. И случилось это как раз тогда, когда Марина только-только приступила к исполнению обязанностей корректора в 'Вечерних вестях'. Видимо, что-то такое Каламухин в ней разглядел, потому что с того дня на все вызовы в газету он являлся самолично. Приходил, не спеша ковырялся в технике, без конца поглядывая через стеклянную перегородку в сторону корректорской, после чего непременно находил возможность заглянуть к корректорам на чашечку кофе. Появлялся в дверях с весьма сдержанной улыбкой и характерным приветствием:

— Здраааааавствуйте, девочки, — при этом красноречиво поглядывая на Маринку.

Несколько месяцев длилось немое поглядывание в ее сторону, после чего наконец Каламухин перешел ко второму этапу осады. Выбрав подходящий момент, когда в корректорской каким-то чудом осталась одна Шелковская, оторвался от капризного секретарского принтера и скользнул ужом за перегородку:

— Здравствуйте, Витольд Теодорович. — Марина на короткое мгновение оторвалась от вычитки текста и снова погрузилась в работу, словно не замечая гостя.

— Ну чтоооо вы, Марина, зачем же так официально. Для вас я просто Витооольд.

— Ах, какая честь, — восхитилась Марина. — Кофе, Витольд, или, может, чайку?

Было в Каламухине, несмотря на всю внешнюю привлекательность, что-то странно отталкивающее. То ли вот эта его дурацкая манера растягивать слова, то ли излишняя серьезность, то ли еще что-то пока неосознанное, неидентифицированное. Марина сама себе не смогла бы объяснить, что именно в Каламухине так ее раздражало, однако чувствовала к гостю некоторую неприязнь. Вроде и пыталась убедить себя, что мужчина он вполне серьезный и надежный, и наверняка многие женщины с радостью ответили бы взаимностью на его ухаживания. Однако ухаживал-то он как раз не за теми абстрактными многими, а за Мариной. Вернее, не ухаживал еще, а лишь пытался, неловко, занудно, но явно делал попытки сблизиться с нею.

Странный народ — женщины, очень странный. Ведь почему-то не тянет их к серьезным, надежным мужчинам, им негодяев-мерзавцев для любви подавай! И лишь потом, обжегшись пару раз на негодяях, позволяют себе взглянуть в сторону нормального спокойного мужика. Вот и Марина такая — как полюбить, так Потураева ей подавай, а как о замужестве задуматься, так какой там Андрюшечка, разве ж из Потураева может получиться хороший муж и отец? Даже теоретически, с большой натяжкой и хорошей фантазией Андрея никак нельзя было отнести к хорошим семьянинам. А вот из скучного до зевоты, правильного Каламухина как раз может получиться нормальный муж. И пусть он не слишком симпатичен в Марининых глазах — безвозвратно прошли те времена, когда она так наивно верила, что сможет поднять Аришку сама, без мужской помощи. Теперь с каждым днем убеждалась, насколько авантюрной была ее идея родить себе своего, персонального Андрюшу. И пусть вместо Андрюши на свет появилась Ариша — разве девочку одной воспитать легче, чем мальчика? Не в воспитании даже дело, как раз с воспитанием Марина и сама бы справилась. А вот материальное положение оставляло желать лучшего. И это еще ох как мягко сказано.