На трех Олимпиадах. Хельсинки. Мельбурн. Рим. - [30]

У меня же все шло из рук вон плохо. После травмы на Спартакиаде я находился несколько дней в больнице. А в это время началась подготовка к первенству мира в Варшаве. Тренеры поспешили меня исключить из состава сборной команды, так как, по их мнению, спортивная звезда моя закатилась. Естественно, с такой травмой я и сам вначале абсолютно не мечтал о выступлениях на первенстве мира. Но было обидно: столько лет выступать за сборную команду и так быстро выйти из боя. Не согласен.

Не долечившись, уезжаю на юг, на Черное море, Решаю во что бы то ни стало доказать, что я могу выступать не хуже, чем раньше. Прошло 12 дней в мучительном лечении травмы физическими упражнениями. Каждые полчаса проделывал упражнения для ног в воде. Вскоре приступил к занятиям со штангой. Результаты новичка. Стиснув зубы, тренируюсь. Нога еще не зажила и при движениях приносит нестерпимые боли. Все-таки дела пошли на поправку. Приехал в Москву, где готовилась команда к первенству мира. Меня не ждали. Ничего.

Приходилось спешить. До состязаний осталось немного времени, около 15–20 дней. Тренируюсь по два раза ежедневно. Тренеры внимательно просматривают мои тренировки. За пять дней до начала состязаний сделал прикидку. Она показала, что спортивная форма у меня не хуже, чем у другого атлета в полутяжелом весе — В. Двигуна. Можно смело рассчитывать на первое место. Тренерский совет единогласно решает: выступать мне.

Жим. Противники закончили выступление. Лучший результат у негра Л. Мартина — 137,5. Я не подходил еще к штанге: в жиме подготовился лучше, чем в остальных упражнениях. Меня вызвали. Беру штангу на грудь, жду хлопка. Старший судья на помосте, он же судья-фиксатор, наш — Д. Поляков. Хлопка нет, прошло четыре секунды. Не приступив к выжиманию, бросаю штангу на помост. Бесполезно жать предельный вес после долгого удержания на груди: мышцы быстро устают, и снижается сила.

Второй подход. Та же история — судья задерживает хлопок. Дает разрешение начинать упражнение примерно через 6 секунд, а по правилам надо не позднее двух, если атлет принял правильное положение для старта. Пытаюсь жать — ничего похожего. В зале зловещая тишина. Видимо, наш судья совсем растерялся. А что делать мне? Впоследствии Поляков объяснял, в чем дело: он думал, что я буду опускать грудь, и поэтому не давал хлопок. Осталась последняя попытка. Мельком вижу, как в углу стоят тренеры, схватившись за головы. Я чувствую, они ругают себя. Нельзя было ставить меня в команду. Теперь по их адресу разразится гроза.

Три минуты отдыха перед следующим подходом пролетели незаметно. Меня вызвали. Подхожу к штанге. Да, никогда мне не было так тяжело, как сейчас, пожалуй, даже в Хельсинки. Бледный, словно только что упавший снег, долго стою над своим безмолвным врагом. Капельки холодного пота струятся по лицу. Надо начинать. Но как начинать? А если снова неудача? Значит, команде ноль, а мне величайший позор.

Взялся за гриф. Нет, не подниму, отхожу. Снова сосредоточиваюсь. Тишина в зале идеальная, только раздается приглушенный шепот и стрекот кинокамер.

Решаюсь. Беру штангу на грудь. Хлопок вовремя. Мощное усилие рук — и вес застыл над головой. Есть! С плеч свалилась многопудовая гора. Но в жиме выступление сорвано. Надежды мои — там, где рассчитывал как можно больше оторваться от противников, — не оправдались.

В сумме набираю всего лишь 445 килограммов. Мартин сумел показать такой же результат и по собственному меньшему весу выигрывает у меня. С 1952 года я не знал поражений, более сотни раз уходил победителем с помоста.

Насколько сладки плоды победы, настолько горьки плоды поражения. Что же, надо уметь побеждать, уметь и проигрывать.

После этого поражения шансы мои на XVII Олимпийских играх расценивались большинством тренеров довольно низко. Наша спортивная пресса отдавала предпочтение в полутяжелом весе Трофиму Ломакину. Правда, зарубежная печать высказывала другое мнение.

В связи с этим готовиться к олимпийским состязаниям было сложнее. Атлету с подмоченными лаврами приходится не только думать о повышении достижений, но в то же время делом убеждать тренеров, которые сомневаются в твоем успехе на предстоящих соревнованиях. Раз проиграл — можешь проиграть еще.

А если не верить непоколебимо в победу, то никогда ее не достигнешь.

Побеждать же теперь было еще труднее. За четыре года после Мельбурнской Олимпиады спорт снова сделал гигантский скачок вперед. Главные наши соперники — американцы — задолго до открытия игр приступили к подготовке своих команд. Уже в 1958 году конгресс ААЮ, любительского спортивного союза США, предложил ряд мероприятий по улучшению подготовки американских атлетов к XVII Олимпийским играм.

На развитие физической культуры и спорта в капиталистических странах из государственного бюджета обычно не выделяется средств. Для того, чтобы послать команду на первенство мира или Олимпийские игры, проводится кампания по сбору денег в фонд спортивных организаций. В 1958 году в США была проведена такая "Олимпийская неделя".

Подготовка к XVII Олимпийским играм в США проводилась под девизом "Сегодня или никогда". Спортивные комментаторы говорили, что если США в Риме не выиграет, то в будущем подобных случаев больше не представится. Выступлениям американских спортсменов на играх придавался политический смысл. Поэтому конгресс США для лучшей подготовки спортсменов выделил определенные средства. И надо сказать, американские спортсмены подготовились к состязаниям, как никогда, хорошо. Особенно сильную команду США выставили по легкой атлетике, что дало повод мистеру Соберу, ее руководителю, заявить: "Если легкоатлеты США в Риме выступят хуже, чем в Мельбурне, то я съем свою шляпу". Наши легкоатлеты после окончания состязаний могли пожелать мистеру Соберу приятного аппетита.